Мне хотелось посмотреть на поведение наставника вне зала для занятий.
У него не оказалось времени — он, как представитель своего учения, должен был присутствовать на Совете Наставников Рукопашного Боя там, у себя, за Рекой именно в тот день и час, на который я его пригласила.
И это было его право.
* * *
Мы были благодарны наставнику за заботу о нас, но его советы оказались малоприменимы.
Может быть, для жителей влажных и теплых рисовых долин на юге, в чьих храмах он получил эти знания, вставать и ложиться рано было легко и приятно. Ведь если встаешь на заре, не так жарко. И омыться после душной ночи тоже необходимо, чистому телу легче будет потеть во время изнуряющей дневной духоты.
Но у нас, в Зимнем Городе, зимою солнце встает поздно. И слегка прогревает воздух лишь к полудню. Подниматься рано в такую холодную пору тяжело и неприятно. Тело не хочет мерзнуть и покидать теплую постель, зная, что за черными стенами шатра свистит стылый утренний ветер, оно куда охотней просыпается, когда почти полуденное солнце проникает в дымовое отверстие и гладит спящее лицо теплыми руками. Тогда под меховым одеялом мурлычешь довольной кошкой, потом, потягиваясь и никуда не спеша, выбираешься из постели и зимний день, начатый в светлое время, проходит по иному, ранняя вечерняя темнота не так давит, и не так гнетет.
И мыться непременно утром и ни как иначе — тоже не хочется. Хочется мыться, когда грязный. Чтобы стать чистым.
С едой, опять же, у нас получалось все не так, как у людей влажных и теплых долин.
Мы едим мясо. И рыбу. И птицу. И вообще все, от чего можно откусить, прожевать, проглотить и не отравиться. У нас другая еда, не такая как у южных жителей.
В нашем холодной мире одна растительная пища дает слишком мало сил. Летом растительности на нашем столе становится больше, зимою меньше. Но мясо, птица и рыба с него не сходят круглый год. Даже если с точки зрения жрецов далеких храмов это и ужасно. Это наша еда, так уж сложилось.
* * *
Я не могла понять, хочу я, чтобы наставник в черных одеждах учил моих детей или нет.
Движения его притягивали, руки манили, а вот слова отталкивали.
Иногда он показывал боевые приемы своего искусства, не забывая каждый раз подчеркнуть, что когда он привлекает свою волшебную силу, прием получается в разы мощнее, нежели чем когда он просто выполняет его, как делали бы послушники других школ. Наставник небрежно замечал иногда, что "вот так — можно воздействовать на людей незаметно, например, в толпе".
Он показывал эти приемы на крепких молодых мужчинах, пришедших к нему на занятия. Им было больно. Наставник был сильнее. Хотя внешне не казался таким сильным.
И никогда не забыл проверить, смотрим ли мы, девушки, на него.
Мы смотрели и восхищались. Как и полагается.
Но мастер боевого единоборства, к которому я хожу вместе с мальчишками, обращался с тем, на ком он проводит удар, захват или бросок, значительно бережнее. Хотя тоже многое мог.
Но у каждого учителя — свои способы учить. Тут уж один мастер другому не указ, каждый сам знает, как надо.
Глава шестая
СЕРП РАЗВОРАЧИВАЕТ ТЕЛО
Настал зимний день, когда вместо порханий руками наставник усадил нас на коврики и начал говорить, стараясь и волнуясь.
Он сказал, что все, чему учили нас раньше — неправильно и вредно.
Что детей наших калечат при обучении. Что им преподают лишнее и ненужное, ибо кому в жизни понадобится наука начертания фигур и углов, или уроки чтения скучных книг о странных человеках?
Что настоящее, Сокровенное Знание (он говорил это именно с большой буквы, с придыханием и значением), сокрыто в горах у особых людей. Которых нещадно преследуют власти, потому что эти люди, эти Духовные Учителя, несут всем счастье. Они передают свои знания Посвященным, потому что не всякий человек способен овладеть Сокровенным Знанием, а только тот, кто имеет Расширенное Сознание.
А он, наставник, имеет это Расширенное Сознание, и помог многим, очень многим людям.
Потому что только человек с Расширенным Сознанием правильно понимает, что такое Добро и Зло. И он откроет это нам, но только тогда, когда мы будем готовы. Преждевременно — рано. Ибо вот.
