Вижу, освещение уже починили. Джени улыбнулась. Через несколько секунд она смело шагнула в тот самый холл четвертого этажа, в котором так незадачливо оказалась накануне. На этот раз — никаких репортеров и знакомых послов. Джени направилась по самому широкому коридору в поисках самых просторных офисов с самым шикарным видом из окон.
Как она и предполагала, офис Дюриана Риджуэя оказался самым просторным на этаже. Из окон открывался вид на парк и озеро. Джени записалась на прием у суетливого секретаря, едва удержавшись, чтобы не похлопать его покровительственно по плечу, когда он сделал ошибку в записи и не переставал извиняться за свою оплошность, во владениях Дюриана, по-видимому, считавшуюся уголовным преступлением класса X.
Сделав дело, Джени принялась слоняться по этажу. Она читала фамилии на дверных табличках, заглядывала в пустые кабинеты и ставила на место охранников и вахтеров, с видом задетого самолюбия махнув у них перед носом пропуском — испытанный способ проникать туда, где тебе на самом деле делать нечего.
Она уже подумывала, не отправиться ли ей на третий этаж в отдел техобслуживания, как вдруг перед чей распахнулась какая-то дверь без таблички, и она лицом к лицу столкнулась с заплаканной Анжевин Уайл. На девушке был брючный форменный костюм, надо сказать, изрядно помятый. Никакого намека на косметику, даже рыжие кудряшки казались блеклыми и безжизненными. Готова поспорить, я знаю, в чем проблема, подумала Джени, роясь в сумке в поисках носового платка. Опять этот пройдоха Стив.
Анжевин шмыгнула носом и приосанилась.
— Здрасьте.
В первое мгновение Дженни испытала инстинктивное желание успокоить и как-то по-женски поддержать девочку. Но с другой стороны, в ее собственной интимной жизни хвастаться было нечем. Кроме того, если мисс Уайл, девушка из приличной семьи, в своем поведении была далека от семейных традиций, то она заслуживала небольшой головомойки.
— Если Дюриан увидит тебя в таком состоянии, с ним случится, припадок.
У Анжевин задрожал подбородок.
— Ну и пусть он повесится, ваш Дюриан.
Хэнсен, дорогой, есть надежда: враг еще не окончательно заморочил девочке голову. Джени посмотрела по сторонам.
— Где тут комната отдыха? Тебе не мешало бы туда зайти. Заодно и поговорим.
— Идите вы с вашими разговорами.
— Не пойду. Во-первых, тебе нужно привести себя в чувство. Выглядишь, как черт-те что.
— Да пошла ты…
— Понятно. — Джени так хлопнула Анжевин по спине, что та подалась вперед на два шага. — Ну вот, тебе уже лучше.
Они миновали кафе, в котором было полно народу, и Анжевин повела Джени по тупиковому коридору, пока наконец они не оказались в импровизированной комнате отдыха, обставленной разносортной мебелью. На колченогом столике в углу стояла допотопная кофеварка, рядом в треснувших пластиковых контейнерах — сливки и сахар, чуть поодаль — небольшой холодильник, на котором висела табличка с наскоро нацарапанным расписанием перерывов.
— Риджуэй здесь бывает? — оглядевшись, спросила Джени.
— Не-а, — покачала головой Анжевин, — он это место не переваривает, оно ему как бельмо в глазу. Он уже несколько месяцев пытается его закрыть, говорит, что обычного кафе с нас вполне достаточно. Да только ничего у него не выйдет. Своим Дюриан может указывать сколько хочет, но попробуй скажи начальнице бюро стандартов, что она не может выпить чашечку кофе и съесть свой любимый пончик там, где ей нравится, — жизни не рад будешь.
В комнате уже было несколько человек. Кто читал газеты, кто просматривал свой ежедневник, кто просто болтал. Анжевин провела Джени в пустующий уголок, мимоходом здороваясь со знакомыми.
Джени опустилась в полуразвалившееся кресло.
— Как давно существует эта комнатка? С тех пор, как разоблачили Лиссу?
— Ага. — Анжевин изучающе посмотрела на Джени. — Как оказалось, в кафе не так уже много места, и чтобы не садиться за одним столиком… Понимаете? — Она вздохнула. — В школе не учат, как поступать в таких случаях.
— А те, кто приходит сюда сейчас, все еще под колпаком? Анжевин легонько фыркнула.
— Достаточно даже намека на подозрение, и тебя повяжут на месте. — Анжевин откинулась на спинку своего скрипучего стула. — Те, кто приходит сюда сейчас… Это просто наш способ выразить протест тому, как они все провернули. Можно ведь было по-человечески. Что случилось с нашим правосудием?
