Она схватила его за запястье. Затем последовал водопад слов на чужом языке, после чего она завернула ему руку за спину, ударила ногой, так что он чуть не потерял сознание от боли.
— Хаген! — выкрикнул Гунтер и все же потерял сознание.
Зигфрида разбудил стук в двери среди ночи. На пороге стоял король.
— Что мучает тебя, о, Гунтер? — спросил он раздраженно и злорадно одновременно. Король молча смотрел себе под ноги. А когда поднял глаза на Зигфрида, тот ахнул, насколько переменился повелитель бургундов.
— Она не подпустила меня, — выдохнул он, — Брюнгильда, она сначала ударила меня, а потом повесила на крюк.
— Ох, эта баба! — с восхищением выдохнул Зигфрид.
— Я должен добиться ее, Зигфрид, я должен добиться ее, — произнес король, — я никогда доселе не чувствовал ничего подобного.
Он вспоминал родинку над верхней губой, единственное доказательство, что она тоже человек, женщина.
— О да, конечно, — отозвался Зигфрид, все еще удивленный этим новым Гунтером.
— Ты поможешь мне, Зигфрид? — спросил Гунтер тем тоном, которым король обращается к воинам на поле боя.
— Конечно, я помогу тебе, — ответил Зигфрид, чувствуя, что творится что-то неладное. До сих пор все было лишь игрой, приключением, но сейчас…
— Сегодня ночью ты нужен мне, — приказал Гунтер.
Эта война, война за его права в супружеской постели, казалась ему серьезней войны с гуннами. И это была первая война, в которой он решил биться без Хагена.
— Да, конечно, — улыбнулся Зигфрид, не понимая, что сам торопит свою смерть.
Когда закончилась «битва», Зигфрид обратился к королю.
— Гунтер, — прошептал он, — ни слова о том, что произошло сегодня ночью. Обещаешь?
Они, совершившие преступление, стояли и не могли взглянуть в глаза друг другу.
— Мне ль обещать? Я — король. Лучше уж ты клянись мне!
Зигфрид не мог осознать, сколь неблагодарным мог быть этот человек, и лишь с трудом вспомнил, что Гунтер действительно был королем.
— Да, я клянусь.
— Богом клянись, жизнью Кримхильды, собственной жизнью, — требовал Гунтер, дрожа от волнения.
— Да-да-да! — выдохнул Зигфрид в раздражении.
— Ни слова никому? — еще раз потребовал Гунтер.
— Ни слова! — уже в ярости отозвался Зигфрид.
Они не глядели друг на друга, ибо хорошо знали, как все выглядит на самом деле. Позорный триумфатор, опустошенный, бесчестный, утративший все силы этой ночью.
— Я ухожу к Кримхильде, — прошептал Зигфрид. И хлопнул дверью.
Только в переходе замка увидел он, что что-то держит в руках. О боги, пояс Брюнгильды с солнечными колесницами! В испуге Зигфрид сделал шаг к двери. Но, услышав стоны и скрип кровати — эту музыку одержанной победы, — он отступил.
— Ничего не произошло, — вслух проговорил он. — Да, ничего не произошло…
И двинулся к своим покоям.
Он спрятал пояс в сундуке, а затем лег рядом со спящей Кримхильдой. Да, она была прекраснейшей из женщин, чистой, нежной и любящей. Совсем другой, чем Брюнгильда.
— Ничего не произошло, — прошептал Зигфрид.
