У них за спиной вздымалась наклонная каменная стена. Слева, по пустошам, медленно перемещались лучи солнца, высвечивающие вереск и папоротник. Справа туннель уходил в темноту. Поначалу он был достаточно широким, так что они могли пройти по нему вдвоем, но Оуэн знал, что потом коридор сужается.
Он ждал, пока глаза привыкнут к тусклому свету. Постепенно он уже мог различить старые гнезда ласточек. Из одного вылетел вьюрок — красочное пятнышко в полумраке. Наконец, когда Оуэн понял, что никто больше не появится и у него не остается причин для задержки, он поступил как в детстве, когда блуждал по этим пещерам; вспомнил бабушку и ее заботу о голубом живом камне.
Он очень хорошо помнил то время, когда бабушка начала показывать своему внуку-подростку нрав живого камня. Одним теплым осенним вечером, когда груды красно-коричневых листьев горели в садах и для вечернего пирога варилось варенье из крыжовника, бабушка отвела его в тихую комнату, находившуюся в северной части дома, и показала, что можно сделать со свечами, чтобы свет исходил из глазниц черепа.
Он практиковался под ее руководством до тех пор, пока не овладел этим умением, радуясь, что может провести столько времени в ее обществе. В конце он едва не направил голубой луч света на бабушку, но она подняла руку и остановила его, заявив, что ее вполне устраивают ее серебристые волосы и она не хочет, чтобы они вновь стали черными. Он решил, что она шутит, и опустил череп, а сам поднял вверх две свечи, озарившие ее лицо. Оно было красивым и умиротворенным.
Позднее, этим же вечером, она описала ему пещеры и рассказала, как найти храм земли. Она не просила Оуэна туда отправиться, лишь объяснила, как их найти. Бабушка считала, что он должен обязательно там побывать, несмотря на свой страх перед замкнутым пространством.
Однако его страх был куда более сильным, чем думала бабушка. Он не пошел в пещеры той осенью, а дождался весны и так и не сумел рассказать ей о той красоте, которую там нашел, — бабушка уже умерла.
В качестве подарка ей он отправился в лабиринт туннелей, а чтобы защититься от страха, прихватил с собой воспоминание о ее прекрасном и мудром лице, озаренном золотым светом свечей.
Лишившись поддержки, которую давал ему голубой камень, он вновь обратился к тому воспоминанию, хотя сейчас это было сложнее, поскольку ее лицо сливалось с лицом Наджакмал. Так или иначе, но он использовал их облик в качестве якоря своего мужества, когда закреплял конец шерстяной нити, чтобы сохранить надежду найти обратный путь к свету.
Марта находилась рядом, наблюдая, как он тщательно завязывает узел вокруг выступа, чтобы кончик не оторвался. Как и все беременные женщины, она держала руку на своем округлившемся животе.
— Если хочешь, можешь остаться здесь, я постараюсь вернуться как можно быстрее.
— Я бы с радостью согласилась, но не могу нарушить обещание, которое дала отцу. Мне необходимо увидеть место, где будет лежать живой камень, — мрачно сказала она. — Мы, ходящие по древним путям, должны подчиняться своей судьбе.
Она была мужественной, как его бабушка. Когда они повернули в темноту, Оуэн заметил, как последнее пятнышко света исчезло с ее щек и резче обозначились морщины вокруг глаз.
Он быстро и целомудренно обнял Марту.
— Это стоит увидеть, — сказал он. — Первая часть путешествия достаточно проста, представь себе, что ты идешь по коридорам своего дома без свечи.
Путь оказался не таким трудным, каким рисовали его детские воспоминания, но ему совсем не хотелось повторять его еще раз.
Наконец они оказались бок о бок на плоском участке земли, потолок терялся где-то в вышине, руки больше не касались стен. Со всех сторон их окружал шум падающей воды, казалось, они попали внутрь водопада.
— Здесь мы можем зажечь свечу и лампу, — сказал Оуэн, а потом, как ребенок, обожающий тайны, добавил: — Ты закроешь глаза?
Он захватил с собой кремень и трут. Даже на того, кто уже видел это зрелище, оно производило ошеломляющее впечатление. Оуэну пришлось напомнить себе, что нужно зажечь лампу и поднять ее над головой. Только после этого он с неожиданным смущением сказал:
