– Могу я вам чем-нибудь помочь, отче?
– Спасибо, – произнес Азетти, вскакивая.
Священник протянул руку, сопроводив этот жест словами:
– Донато Маджо.
– Азетти Джулио Азетти из Монтекастелло.
Отец Маджо удивленно поднял брови.
– Это в Умбрии, – пояснил Азетти.
– Ах да, – пробормотал Маджо, – ну конечно.
Два служителя церкви некоторое время стояли молча, неловко улыбаясь друг другу. Наконец Маджо, заняв место за столом, повторил вопрос:
– Итак, чем я могу вам помочь?
Азетти прокашлялся и спросил:
– Вы – секретарь кардинала?
Маджо покачал головой и улыбнулся:
– Нет, меня посадили сюда на пару недель. Здесь все очень заняты. Так много изменений. А вообще-то я – помощник архивариуса.
Азетти кивнул, теребя в руках шляпу. Он и сам мог догадаться об истинном положении Маджо. Прошло двадцать лет, но одно меткое выражение неожиданно всплыло в его памяти – архивная крыса. Такое прозвище здесь давали тем, кто, роясь в архивах, выкапывал для кардиналов, епископов и профессоров ватиканских университетов пергаменты и древние, с яркими миниатюрами, тексты. У Маджо были красный мокрый носик и близорукие глаза. Эти столь типичные для данного вида обитателей Ватикана признаки неизбежно появлялись в результате скверного освещения, контакта с многовековой книжной плесенью и елозинья носом по строчкам.
– Итак, чем я могу вам помочь? – еще раз, и на сей раз довольно хмуро, поинтересовался Маджо.
Он был несколько разочарован тем, что Азетти не спросил, почему «все очень заняты» и в чем суть упомянутых «изменений». Если бы посетитель задал вопрос, Маджо мог бы намекнуть на состояние здоровья папы и увидеть, как округлятся глаза провинциального патера. Однако священник слишком погружен в размышления…
– Так чем я могу вам помочь? – спросил он в очередной раз.
– Я пришел встретиться с кардиналом.
– Прошу прощения, но это невозможно, – покачал головой Маджо.
– Дело чрезвычайно срочное! – сказал Азетти.
Маджо бросил на посетителя скептический взгляд.
– Речь идет об угрозе устоям веры, – пояснил Азетти.
– Кардинал весьма занят, отче, – с тонкой улыбкой ответил архивная крыса. – Вам это должно быть известно.
– Я знаю! Но…
– Любой вам скажет, что обо всех аудиенциях надо договариваться заранее.
Белая сутана начала монотонно бубнить о том, какова обычная процедура организации подобных встреч. Азетти следовало проконсультироваться с монсеньором своей епархии. Но поскольку он этого не сделал… поскольку он уже в Риме, можно устроить встречу с ответственным представителем аппарата кардинала, которому отец Азетти смог бы изложить свое дело. И если дело сочтут достойным внимания, появится возможность личной беседы с кардиналом. Хотя на это потребуются недели, может быть, даже больше. Имеется, конечно, возможность обратиться письменно… Как смотрит на это отец Азетти?
Отец Азетти задумчиво барабанил кончиками пальцев по полям шляпы. Его и раньше обвиняли в высокомерии и в том, что он ставит свои заботы на первое место, хотя у Церкви иные приоритеты. Но как быть сейчас? Нет. Посредник здесь не годится, так же как и письмо. Он должен встретиться с кардиналом, и именно с этим кардиналом.
– Я подожду, – сказал он и, вернувшись к скамье, сел.
– Боюсь, вы меня не поняли, – произнес Маджо с анемичной улыбкой. – Кардинал не может принимать всех желающих с ним встретиться.
– Я понял. И тем не менее буду ждать, – ответил отец Азетти.
Секретарь с безнадежным видом развел руками.
И Азетти стал ждать.
Каждое утро в семь часов он являлся в собор Святого Петра, возносил молитву и, заняв место на скамье вблизи знаменитой статуи Святого Петра, наблюдал за теми, кто, войдя в собор, ждал своей очереди приложиться поцелуем к ступне великого апостола. Сотни лет целования полностью стерли промежутки между пальцами, и стопа сделалась совершенно гладкой. Даже подошва сандалии и та растворилась в бронзовой плоти ноги.
Ровно в восемь часов утра Азетти поднимался по знакомым ступеням на третий этаж, в приемную, и сообщал свое имя облаченному в белую сутану отцу Маджо. Каждый раз Маджо, холодно кивнув, должным образом и с издевательской точностью вносил имя в журнал. Провинциальный священник занимал место на скамье и оставался там до конца дня. В пять часов вечера, когда палаты кардинала закрывались, он спускался вниз, проходил через колоннаду Бернини и покидал Ватикан через врата Святой Анны.
