Малчек чуть не съехал с дороги.
Бешено глянув на нее, он прокричал:
– О, господи! Женщина, что с тобой происходит?! Ты чуть нас не сделала дорожным происшествием под номером 873.
– Я?! В самом деле я? Майк Малчек Народный Герой и Покровитель Беззащитных Женщин! Думаешь, нас на шли бы через тысячу лет в грунте этого каньона и изумились бы? Посчитали бы нас ужасно странными, женщина и мужчина в металлической коробке?
Он не верил своим ушам – она уже с ним препиралась. Его нога автоматически отпустила акселератор, машина стала замедляться, и он увидел, как сверкают ее глаза, с вызовом уставившиеся на него. Клер была так довольна собой, такая сумасбродная и глупая, что он засмеялся. И как и она, он не смог остановить смех.
– Ты сумасшедшая, – только и сумел выговорить Малчек.
Она никогда еще не видела на его лице больше, чем улыбку, да и та была вежливой. Если он смеялся, это всегда было коротко и сухо, над чем-то, о чем знал только он. Сейчас же она была в восторге от результатов своей выходки. Было ли это вызвано облегчением после двух предыдущих дней, прошедших в интенсивной подготовке, или роскошным утром и дорогой, расстилавшейся перед ними, Клер не смогла бы сказать. Все, что она видела, – это то, что внутри хладнокровного, властного полицейского скрывался человек.
– Ты прекрасен, Майк Малчек, – сказала она ему.
– А где же «Народный Герой»? – упрекнул он ее, все еще веселясь.
– И Покровитель Беззащитных Женщин. И кто-то еще?
– О, поэт, любовник, философ. Вес, что есть хорошего.
– Особенно поэт.
– Да, особенно. Я читаю и пишу.
– Сигаретным воздухом дышу.
Это бессмысленная рифма их доконала. Малчек почувствовал, как в груди у него что-то рвется, нить за нитью.
Чем больше он смеялся, тем глубже ему дышалось. И чем глубже ему дышалось, тем лучше он себя чувствовал.
Но услышать свое имя по радио, совсем этого не ожидая, действует отрезвляюще. Голос, передающий новости, безжалостно стер улыбки с их лиц.
«История Клер Рэнделл и полицейского Майка Малчека, как оказалось, еще не завершилась. Прошло всего несколько дней с того момента, когда лейтенант Малчек застрелил убийцу, покушавшегося на жизнь мисс Рэнделл. После этого они объявили о своей помолвке, и этот роман привлек широкое внимание публики. Тем не менее час назад взрывы подложенных бомб разнесли квартиры обоих. Во время взрывов Малчек и Рэнделл дома не находились. Разрушения очень сильные. Представитель департамента полиции сказал, что взрывы, вероятно, являются делом рук хулиганов или людей с неустойчивой психикой, привлеченных рассказами газет. Мы не смогли связаться с мисс Рэнделл или лейтенантом Малчеком для комментария».
Последние слова диктора утонули в потоке десятиэтажных ругательств, которые когда-либо слышала Клер. То, что половина из них была на русском, совсем не помогало. (Это было единственное наследство, доставшееся Малчеку от его деда, приехавшего в Америку из России.) Когда тот немного остыл и замолчал, Клер рискнула заговорить:
– Мне жаль, Майк. Я имею в виду твою квартиру.
Он пожал плечами.
– Это было лишь место, чтобы ночевать, но все равно она застрахована, – глянув на нее, он улыбнулся, – хотя страховой компании явно не придутся по душе «сильные разрушения».
Он показался Клер до неприличия жизнерадостным, после того как выпустил пар. Ее же слегка затошнило, и не только от известия окончательном разрушении квартиры, но и от того, что действительность так неожиданно и грубо вновь ворвалась в ее жизнь. «Это научит меня, как думать, что я в безопасности», – подумала она, крепко сжимая руки, чтобы остановить дрожь. За ней все еще охотились, в любую минуту она могла погибнуть. В отчаянии она оглянулась на машины сзади, посмотрела на дорогу впереди.
– Ты уверен, что они тут? Рядом с нами?
– Кто? Мои люди? Абсолютно уверен. Не волнуйся, Клер. Мы готовы к встрече с ним.
– О боже, Майк… – она едва могла говорить. Дрожь от пальцев перебежала к кистям, затем, как змея, скользнула через все ее тело, и Клер ничего не могла с ней поделать.
Ничего не говоря, Малчек щелкнул сигналом поворота, вклинился между «шевроле» и «кадиллаком» и, съехав на пыльную обочину, остановил машину. Когда мотор заглох, единственным звуком было лишь шуршание шин безразлично проносившихся мимо них автомобилей.
