Утка Гетеронетта из Южной Америки.
Стрекоза. Ах, какое аристократическое имя!
Кашалот. Да, простите, уважаемая утка, а сколько у вас детей?
Гетеронетта. Много.
Кашалот. Хм... ответ не вполне определенный...
Гетеронетта. К сожалению, точнее сказать не могу.
Рак. Хороша мать — даже не знает, сколько у нее детей. А туда же, на собрании родительском берется выступать, да еще первой.
Сова. Полно ворчать, Рак, ты смекни: арифметике-то, чай, уток никто не учит.
Гепард. Тем более в Южной Америке.
Мартышка. А вот я слыхала, что птицам и не нужно учиться считать, они и так умеют.
Удильщик. Очевидно, эти слухи не соответствуют действительности?
Человек. Не совсем так, Удильщик. В тридцатые годы нашего столетия зоопсихологи, проделав множество остроумных экспериментов, доказали, что птицы, по крайней мере некоторые из них — галки, вороны, голуби, австралийские волнистые попугайчики, — в самом деле умеют считать. В опытах, которые ставили ученые, и среди них известный немецкий зоопсихолог Вернер Фишель, галка, например, отыскивала и открывала коробочку с лакомством, узнавая ее только по количеству нарисованных на крышке точек — на остальных точно таких же коробочках число точек было иным. В других опытах голубя приучили склевывать определенное число горошин, которые скатывались в блюдце через разные промежутки времени. Голубь всегда правильно «подсчитывал», сколько горошин он «имеет право» склевать — ни разу, скажем, не склюнул лишнюю, хотя горошины продолжали скатываться в блюдце.
Стрекоза. А не может быть так, что эти птицы научились считать лишь во время опытов?
Человек. Допустим... Ну, а как объяснить случай, о котором я вам сейчас расскажу? В 1935 году кинорежиссер Александр Михайлович Згуриди — он прославился замечательными фильмами о животных — снимал в дельте Волги, в Астраханском заповеднике, картину «Пернатая смена». В числе прочего нужно было запечатлеть пеликанов на гнездах, но подобраться к ним оказалось невозможным — при виде человека птицы поднимались в воздух. Тогда пошли на хитрость: ночью построили неподалеку от гнезд укрытие, утром Згуриди и проводник доставили туда в лодке кинооператора, а сами тотчас отбыли восвояси. Однако пеликаны, поднявшиеся с гнезд при появлении лодки, не садились. Згуриди забеспокоился: будущая «пернатая смена», то есть еще не вылупившиеся птенцы, в прямом смысле лишенные родительского тепла, могли переохладиться и погибнуть. Пришлось вернуться и забрать оператора. Пеликаны сразу же уселись на свои «рабочие места». Так повторялось три дня... Что бы это могло значить, как вы полагаете?
Кашалот. Ммм... наверное, оператор плохо спрятался?
Человек. Нет, он был укрыт надежно.
Мартышка. Я догадалась: пеликаны заметили, наверное, что лодка приходит с тремя людьми, а уходит с двумя — значит, один остается!
Человек. Згуриди тоже заподозрил, что пернатые рыболовы, так сказать, владеют азами арифметики, но это еще надо было проверить... И вот лодка снова плывет к гнездам, но на этот раз на дне ее лежит Аркаша, сын проводника. Сверху он невидим — его накрыли брезентом. На обратном пути мальчик сел на место оставленного в укрытии оператора — и пеликаны спокойно вернулись к своим кладкам!
Удильщик. Все ясно: они сверили «приход» и «расход» —сюда трое, обратно трое — и успокоились. Убедительное доказательство, ничего не скажешь!
Гепард. Мда, если такие разные виды, как пеликаны, галки, волнистые попугайчики, живущие к тому же во всех концах света, умеют считать, значит, этой способностью, похоже, природа наделила вообще всех пернатых.
Как показали опыты, птицы умеют считать только до шести. Но что если среди пернатых, как и среди людей, встречаются феноменальные вычислители? Они ведь очень редки и могли просто не попасться пока на глаза ученым...
Человек. Ученые тоже так думают, но...
Рак (перебивает). Ага, что я говорил! Утке и крыть нечем, пусть теперь попробует сослаться на свою необразованность. Не давать слова нерадивой матери, и всё тут!
Человек. Подождите, Рак, я недосказал. Так вот, опыты показали, что птицы умеют считать или, как поправил бы меня специалист по психологии животных, различать и запоминать количество объектов, но лишь в том случае, если это количество не больше шести. Проще говоря, отличать шесть предметов от пяти они могут, а семь от шести — уже нет.