Меня вели к горе. Долго, по тропам, усыпанным камнями, и я сбивала ноги об корни, падая, а тойры смеялись, пинали меня, пока я не встану. По сторонам — огни в пещерах, и кто-то выглядывал оттуда, но мне не было сил до них. Почти у вершины они забрали меня внутрь. Большая пещера. Там были факелы. И стены, в коврах. Там сидели их старейшины, сложив руки на коленях, и разглядывали меня. Я смотрела изо всех сил, перебирала лица, думала Исма там, с ними. Но не было его. Они привязали меня посередине, надев ошейник. Сняли рваную одежду. Я кидалась на них, а они смеялись. Кто-то облил меня вином, с головы до ног, и я кашляла, вытирая руками лицо, чтобы видеть. А потом один поднес факел, чтоб те, кто сидел, все в белых плащах, разглядели получше. Он посветил, и увидел знак на плече.
Хаидэ подняла руку к своему плечу и коснулась цепочки шрамов в виде лезвия кинжала. Ахатта кивнула.
— Да. Этот, с факелом, увидел зуб Дракона, закричал, светя на плечо. И тогда меня отвели в каморку, далеко, много десятков шагов по узкой норе. Привязали там, поставив миску с водой, и кинули тряпку с кусками мяса.
Исма пришел на следующий день. Так думаю, я считала капли, что падали на камень в углу. Забрал меня. Я…
На лестнице что-то воскликнула Мератос, стражник, лязгая металлом, затопал по камню. В проеме, подбирая полы плаща, показался Теренций, с венком на завитых пегих волосах и брезгливым выражением на опухшем лице. Осмотрев Ахатту, поднял нарисованные брови, усмехаясь. Жестом прогнал Фитию и Гайю, склонившихся перед ним.
— Ты, умник, отправляйся к хозяину в гостиницу, — повел рукой в сторону Техути, — страж проводит тебя. А ты, может быть, вспомнишь про обязанности жены сановника? Мы идем в храм Аполлона, Хаидэ.
Хаидэ встала, опустив руки. Кусая губу, смотрела то в спину уходящему Техути, то на равнодушную Ахатту, лежащую с закрытыми глазами.
— Ты оглохла?
— Я слышу тебя.
— Хорошо. Заодно полюбуешься на очередной подарок. Скаллий, вдохновившись вашими плясками, уже набросал орнамент на большой вазе. Черная красавица пляшет с белой красавицей, посреди цветов, змей и акантов. И надпись внизу «дочери Аполлона и сестры Афродиты — прекраснейшие, как день и ночь». Придется купить у него этот горшок, пока его не купил Флавий и не повез в метрополию. Одевайся.
— Нет.
Теренций, повернувшись, кинул взгляд вокруг. Успокоенный тем, что, кроме забывшейся больной, услышать их некому, снова воздел нарисованные брови:
— Хаидэ… Ты заболела? Нельзя отказывать Аполлону, он покровитель Триадея! Да что я тебе…. Мы все ждем внизу.
Хаидэ помолчала. Их стычки с мужем, начавшись после отчаянной, но короткой войны, что шла после свадьбы и стихла, когда Хаидэ примирилась со словами отца «ты послана ждать, Хаидэ, ты должна воспитать в себе терпение, какого нет ни у кого», стали привычными для обоих. И оба, когда настаивать было невыгодно, искали возможность военного соглашения. Потому ответила уже мягко:
— Ты никогда не брал меня с собой, когда к обряду приходили гости, муж мой. Не думаю, что кто-то еще приведет жену или любовницу. Или рабыню. Лишь ты придешь с женщиной, рискуя быть осмеянным за дикие нравы в провинции. Позволь мне остаться. Я трижды до заката принесу жертвы Гестии и на следующей неделе отправлюсь с рабынями к капищу Гекаты, чтобы принять участие в ежегодном обряде.
— Хм, — Теренций аккуратно почесал нарумяненную щеку. Гекату он не любил и предпочитал ночные обряды у капища посещать как можно реже.
— А эта? Она так и будет возлежать на покрывалах, купленных за мое золото? Ты слишком злоупотребляешь моей добротой.
— Она моя рабыня, — коротко ответила Хаидэ. У Ахатты дрогнули сомкнутые ресницы, но она не открыла глаз.
— Она больна, а когда немного окрепнет, Фития устроит ее в комнатах слуг.
— Ты уверена, она на что-то годится?
— Теренций, где твоя всегдашняя зоркость? Она знатна, и за нее можно взять хороший выкуп.
— Она пришла из твоего племени?
Хаидэ еще не успела ответить, а он быстро подошел и, склонившись, указал мизинцем на линии, расчертившие плечо. Тут же отпрянул, закрывая нос надушенным платком.
