Не только православная церковь заботилась о пастве в русских владениях в Америке. Были также миссии лютеранская и англиканская. Если лютеранских пасторов приглашало само Главное правление, то англиканские священники, проникнувшие на Юкон в 1861 г., были гостями непрошеными. Судьба лютеранской миссии в Ново-Архангельске тоже оказалась связанной с уступкой колоний. В 1865 г. из Ситки убыл лютеранский пастор Густав Винтер, как оказалось, последний. Главный правитель просил прислать ему замену. Д. Максутов искренне уважал веру своего предместника И. Фурухельма и его земляков. Тем более что предполагался определенный рост протестантского населения в Русской Америке. Колонии от этого вовсе не переставали быть русскими. Пока на Мойке, 72 такую замену искали, Договор об уступке был уже подписан. Вопрос отпал сам собой.
Праздник продолжался. В тот день в Ситке было пять групп совершенно разных американцев: русские, янки, индейцы, алеуты, креолы. Каждая группа не разделяла настроение другой. Американцы-янки пили за новые территории и перспективы бизнеса. Американцы-тлинкиты не принимали участия в празднике. Они не понимали, как их земли и воды могут вообще кому-то передаваться. Они только позволяли русским пользоваться своими владениями, но не собирались их переуступать никому. Американцы-алеуты были чужаками на индейской территории и готовились с уходом русских вернуться на свою историческую родину.
Русские американцы поднимали тосты за возвращение в Россию, устраивали поминки по потерянному. По воспоминаниям одного из американских сержантов нового гарнизона, русские все до одного вели себя так, как будто хоронили царя, те, кто не был занят упаковкой имущества, бродили по улицам в подавленном настроении. Пили еще по одной причине. Вряд ли служащие и работники готовы были портить имущество свое или компанейское. Ведь не Москву Наполеону сдавали. Но вот некоторые запасы можно было уже не жалеть, а уж оставлять американцам точно нельзя. В магазинах, т. е. на складах компании, было более 100 тысяч литров спиртного, что документально зафиксировано. Цифра столь огромная, что ее страшно публиковать. Да и ход рыбы закончился, потому соленого лосося хватало. Наверное, что-то было припрятано по домам. А тут еще подоспел обмен компанейской валюты —■ марок на живые деньги.
Обмен — дело серьезное. Нужно было со всем вниманием отнестись к номиналам денежных знаков. В повседневной жизни администрация колоний практически не опасалась «фальшивомонетства». Население было незначительным, все на виду, доходы и расходы известны. Конечно же были случаи, когда затертые кожаные полтинники, четвертаки и гривенники вытягивались и подкрашивались с целью выдать их за рублевые. Если такие фальшивые марки и попадали в уплату за компанейскую водку, то дознание не проводилось, а виновные не разыскивались. Теперь всю эту кожаную массу предстояло обменять на русские разноцветные ассигнации или американские бумажные доллары — гринбаки. Как следует из названия, эти «баксы» были уже тогда зелеными.
Во время своего приезда в Петербург перед назначением Главным правителем князь мог видеть, как во дворе Государственного банка на улице Садовой в железных клетках сжигались пришедшие в негодность ассигнации. Публика специально собиралась посмотреть, как деньги превращаются в пепел и дым. Вряд ли князь Д. Максутов устраивал в Ново-Архангельске публичное сожжение марок. Без куражу, буднично протопили одну из конторских печей поистертыми кусочками кожи. Только густой черный дым над Замком свидетельствовал о возвращении бывшей Русской Америки в финансовую систему империи, в ее рублевую зону. Даже на
сувениры марок оставили непростительно мало. Тем дороже они сейчас.
Наступило пьяное горькое воскресенье Америки, еще вчера бывшей Русской. Беспробудное пьянство у русского человека бывает от безысходности. Русский прекращает пить, когда забрезжит надежда или ему попросту надо идти на работу. А вот как раз на работу уже идти не надо было. В той атмосфере конца 1867 г. пьянство в колониях, можно предположить, было выше среднего.