- Да. - Джейн сделала реверанс. - Да, это земля моего отца. Входите,
пожалуйста. Мы поговорим в комнатах.
Генерал Уэйн переступил порог следом за Джейн, за ним шел его адъютант, а я
шел за адъютантом. Энн попробовала было войти за мной, но я оттолкнул ее и
сказал строго:
- Девчонкам здесь не место.
В гостиной меня не заметили, и я притаился в уголке. Джейн сидела на стуле,
красивая как картинка, а оба военных стояли перед ней навытяжку.
- Видите ли, - говорил генерал Уэйн, - нам нельзя быть слишком далеко от
англичан, и слишком близко тоже нельзя. Здесь для нас самое подходящее место.
- Кажется, я понимаю.
- Но вы знаете, что такое солдаты - две тысячи оголодавших солдат.
- У меня отец в армии, сэр.
- Ну, тогда спасибо. Вы храбрая девушка.
- Нет-нет, - быстро перебила его Джейн. - Благодарить меня не за что. Мне
самой будет спокойнее, если рядом войска.
Генерал Уэйн улыбнулся печально.
- Едва ли. Не так уж приятно, когда твой дом превращают в поле сражения.
Как ни взгляни, а война - жестокое дело.
- Я знаю, - сказала Джейн.
- Дом мы взяли бы под штаб-квартиру. Это значит - постой для меня и
двух-трех офицеров. И комната, где заниматься делами.
Джейн кивнула.
- Я надеюсь, вам будет здесь удобно.
- Вы очень добры. А теперь разрешите откланяться и договоритесь,
пожалуйста, обо всем с капитаном Джонсом.
Генерал вышел из комнаты, я за ним. Во дворе он с любопытством оглянулся на
меня.
- Надо полагать, - сказал он задумчиво, - ты, когда вырастешь, тоже
захочешь быть солдатом.
- Да, сэр.
Лицо его было очень серьезно, губы вытянуты в нитку. Одной рукой он
взъерошил мои длинные волосы; другая то сжималась в кулак, то разжималась.
- Давай-ка, - заговорил он, - давай-ка я назначу тебя при себе особым
адъютантом, чтобы помогать мне, если я за чем недогляжу.
Меня так и распирало от гордости, я был до того рад, что чуть не заорал во
весь голос; но я сдержался, отдал ему честь и сказал только: “Очень хорошо,
сэр”. И долго еще стоял, глядя ему вслед, пока он спускался в долину.
Я не мог сразу вернуться в дом. Мне нужно было побыть одному в своей славе;
и я стоял тихо-тихо, глядя вдаль, туда, где река под лучами заходящего солнца
казалась блестящей красной лентой. Постояв так немножко, я вошел в сени.
Из гостиной доносился смех Джейн, это меня удивило: со смерти матери она
еще ни разу не смеялась. Я вошел - и правда, она стояла там с адъютантом и
смеялась каким-то его словам. Увидев меня, она умолкла, а капитан Джонс шагнул
ко мне, протягивая руку.
- Здравствуйте, сэр, - сказал я с достоинством, помня, что я теперь
военный.
- Здравствуйте, - ответил он.
- Капитан Джонс, генерал Уэйн и еще несколько офицеров будут жить у нас,
Бентли, - сказала Джейн.
- Знаю.
Я пошел прочь и в дверях услышал, как капитан Джонс сказал:
- Уж вы извините мой мундир. Мы все теперь смахиваем на нищих.
Следующие несколько дней были, кажется, самые интересные в моей жизни. Я
всегда считал, что наш дом - скучное место, потому что мне не с кем было
играть, кроме Энн и Джека, сына сторожа. А тут сразу две тысячи солдат - и в
саду, и на лугах, и вдоль длинного спуска к реке. За одну ночь всюду, как
пузыри, повыскочили палатки, а под навесами и возле них стояла целая сотня
лошадей. На лужайку перед домом вкатили шестнадцать пушек - черных,
безобразных, но я просто глаз не мог от них отвести.
А солдаты! Я подружился с многими из них до того, как явился книгоноша, но
про книгоношу я расскажу после. Генерал Уэйн, как видно, всем дал знать, что
произвел меня в офицеры, потому что солдаты стали звать меня “лейтенант”, и я
очень этим гордился, хоть и старался не показывать вида. Я таскал для них на
кухне лепешки и хлеб - у нас у самих было не так уж много, но у них вовсе
ничего не было; и все свободное время я проводил в лагере. Солдаты рассказывали
мне всякие истории, кое-кто из них знал моего отца. Иногда они позволяли мне
взять в руки мушкет, но мушкеты были большущие, больше меня, и такие тяжелые,
что я еле-еле их поднимал. От того, что я видел в лагере, мне порой становилось
скверно на душе. Люди вечно мерзли: им не хватало одежды и одеял; редко у кого
были башмаки, а уж худые все были - смотреть жалко. У меня становилось скверно
на душе, и я уже сам не знал, хочу ли я быть солдатом. Но они не переставая
толковали о том, что когда-нибудь им пришлют из Филадельфии жалованье - и тогда
все будет не в пример лучше.
