Сознание Кута металось в замкнутом круге, сотканном из молитв и вопросов. Оно хотело знать, заказано ли ему путешествие на Небеса, если он умрет самой ужасной из смертей, когда либо приходивших к викариям? Доступны ли будут райские кущи, если его внутренности выпустят наружу напротив молельной?
На полицейской станции дежурил единственный офицер - все остальные были заняты инцидентом на северной дороге. Он с трудом разбирал умоляющее бормотание Ревренда Куга и уже давно бы бросил трубку, если бы из нее не доносились доказывающие серьезность звонка звуки взламываемой двери и громкое рычание.
Он включил радиосвязь с патрульными машинами, но ответный сигнал пришел лишь через двадцать секунд - к этому моменту Голый Мозг уже выломал центральную балку двери в молельную, принявшись за другие. Полицейские не знали об этом. То, что они увидели здесь - обугленное тело шофера, потерянное Гиссингом мужское достоинство, - сделало их безразличными к чужому горю. Целую минуту офицер убеждал их в неотложности этого вызова. Минуту, которая потребовалась Голому Мозгу для того, чтобы прорваться к Куту.
Из окон отеля Рону Милтону был виден парад огней, окружавших холм; он слышал доносившиеся оттуда звуки сирен. Раздался еще один звук - потрясающе громкий и рычащий. Рон недоумевал: действительно ли этот пригородный городок, который приглянулся ему, столь уж спокоен и безопасен? Он взглянул на Мэгги - она спала, но еще совсем недавно этот же шум потревожил ее. На столике рядом с ее кроватью стоял пустой пузырек снотворных таблеток. Рон чувствовал, что он должен спасти ее, предохранить от того, что могло угрожать ее жизни. Ему захотелось выглядеть в глазах Мэгги героем, но он, наверное, способен лишь рассмешить ее, ведь в то время, как он нагонял себе лишний вес, съедая дорогие и сытные завтраки, его жена пропадала на занятиях по самообороне. Необъяснимая печаль наполнила его: он впервые ощутил себя слишком слабым, чтобы существовать в этом мире.
Голый Мозг вломился в прихожую молельни, весь увешанный впившимися в его тело щепками древесины. На его торсе, проколотом множеством заноз, зияли окровавленные раны. Пропитанное некогда ладаном помещение наполнил кислый запах пота.
Он жадно нюхал воздух, но не чувствовал присутствия человека. Раздосадованный, он оскалил зубы, выпустив из горла сгусток скопившихся газов. Потом он прыгающей походкой направился к рабочему кабинету. Там было тепло, там было уютно - он знал это, хоть и был ярдах в двадцати от него. Перевернув стол кабинета и расколов об пол два стула, он грузно уселся на уцелевший, оказавшийся около камина. Выдернув его решетку, он с силой швырнул ее в стену и замер, угомонившись. Жаркий воздух, живительный и исцеляющий, окружил его. Он проникал в пустой желудок, он согревал его конечности, он ласкал его лицо. Голый Мозг зажмурился от удовольствия: жар разливался в сосудах, разогревая в них кровь, вызывая в памяти картины полыхающих пшеничных полей.
Неприятные воспоминания снова были рядом. Он хотел прогнать их, но эта унизительная ночь все равно тревожила его воображение. Она будет с ним всегда. Вечно. Одна из коротких ночей того далекого лета, когда царила двухмесячная засуха, когда Дикий лес был усыпан обломанными сухими ветками, когда любое живое еще дерево с легкостью подхватывало поднесенный огонь. Тоща он был изгнан из своего дома, из своих владений. Тоща его, обескураженного и наполненного страхом, с красными от нестерпимой жары глазами, затянули в сети и пригвоздили острыми пиками, и он увидел то, чем люди хотели отплатить ему.
Они не хотели его убивать. Почему? Возможно, ими владел суеверный ужас. Нанося ему раны, они дрожали, предчувствуя гнев высших сил, который должен обрушиться на них за это. Они зарыли чудовище в землю, наградив участью еще более страшной, чем смерть. Хуже наказания, чем это, просто не существовало: чудовищу суждено было жить вечно. И навечно быть запертым во мраке подземной тюрьмы. Он должен был сидеть в ней, не зная, что одни века сменялись другими, что поколения людей рождались и умирали над его головой, давно забыв о его существовании. Может быть, лишь женщины вспоминали иногда о нем? Их запах проникал в его ноздри, когда они проходили неподалеку от могилы. Но потом исчезал. И они исчезали тоже: находя себе мужчин, они вскоре покидали с ними это место, и он каждый раз оставался в одиночестве. Именно одиночество угнетало больше всего: женщинам он был уже не нужен. А ведь когда-то он ловил их вместе со своими братьями в лесах, когда-то он обладал ими, оставляя потом лежать на земле окровавленными, но удовлетворенными. Через какое-то время они умирали - они не могли вынашивать плоды этих изнасилований. Огромные младенцы-гибриды разрывали зубами стенки их маток и тоже вскоре погибали. Это была единственная месть ему и остальным хищникам со стороны человеческих самок.
