Что Булстроуд и сделал. Паско использовал подлинную бумагу семнадцатого века и чернила из железа и бычьей желчи, по формуле в точности соответствующие тому же периоду (полученные путем химического извлечения из документов той эпохи, дабы провалить любые тесты чернил на возраст). Шрифт был тщательно скопирован с одного из «плохих» кварто шекспировской библиотеки Фолджера. Музей купил издание за восемьсот пятьдесят тысяч фунтов. Булстроуда, конечно, первым допустили к работе с ним. Через полгода он выпустил авторитетный труд, где утверждал, что, по его мнению, автор серьезно переписал выдающуюся пьесу, а так называемое «Кварто Паско» — важное звено в цепи различных прото-«Гамлетов», написанных Шекспиром до создания окончательного текста. Сенсация в академической среде!
И этот труд мог бы стать частью критического канона, если бы только Л. Г. Паско, питающий слабость к прелестным волооким мальчикам с пухлыми губами, не пообещал одному из них поездку на Антибы и новый гардероб, а потом обманул его, что породило вполне естественное желание отомстить. Полицейские направились в указанное мальчишкой поместье в Илинге и обнаружили там ручной пресс, бумагу, чернила и оставшиеся оттиски фальшивого «Гамлета». Это случилось восемнадцать месяцев спустя после продажи.
Вырученные деньги, судя по всему, Паско потратил на роскошную жизнь с некоторым специфическим уклоном. Бульварные газеты обсосали историю как могли, с особой злобой терзая опростоволосившегося эксперта, Булстроуда. В скандал оказался вовлечен и мой старый друг Микки Хаас: он защищал своего коллегу в прессе, говоря, что тот просто допустил ошибку и это может произойти с любым экспертом, включая самого д-ра Хааса. Он устроил так, что Колумбийский университет пригласил Булстроуда прочесть цикл лекций, в надежде, что страсти в Англии постепенно улягутся.
Теперь, выходит, кто-то подсунул Булстроуду новый документ. Это показалось мне странным: неужели профессор мог теперь оценивать хоть сколько-нибудь значительную рукопись, и тем более — неужели он сам хотел этого? Однако я уже давно понял, что опыт ничему не учит. Если бы я, к примеру, умел учиться на собственных ошибках, то до сих пор был бы счастлив в браке.
Или напряжение сломило его? Профессора тоже сходят с ума, и даже чаще других людей, хотя академическое безумие не так бросается в глаза. Для проверки я поискал чего-нибудь о Данбертоне и, к своему удивлению, обнаружил, что лорд действительно существовал. Генри Рит (1570–1655), второй барон Данбертон, пуританский вельможа. Его отец, первый лорд Данбертон, один из ставленников Генри VIII, был «инспектором», как их называли, а попросту — занимался государственным разбоем, выкуривая монахинь и монахов из монастырей и обеспечивая распространение протестантизма по всей стране, до самых дальних уголков, где имелись церковные владения, какие можно ограбить. За труды он получил титул и поместье Дарден-холл в Уорвикшире.
Позже, уже во времена Елизаветы, его сын был представлен ко двору, добился расположения лорда Багли и стал тем, кого тогда называли «осведомителями»: то есть хватал иезуитов и раскрывал их подлые заговоры против королевы, а потом и короля Иакова. При Карле I он заделался стойким парламентарием, поскольку, как и отец, очень хорошо чувствовал, куда ветер дует. При этом он, похоже, оставался искренним пуританином, фанатиком, яростно преследующим сторонников прежней религии. Дарден-холл захватили войска роялистов во время недолгой кампании, закончившейся сражением при Эджхилле. Никаких упоминаний о библиотеке, Брейсгедле и утраченном Шекспире. Я подумал, что нужно позвонить Микки Хаасу и окончательно прояснить для себя историю бедного профессора. Так я и сделал; но мне сообщили, что д-р Хаас на конференции в Остине и вернется в начале следующей недели. Ну я и пошел обедать.
Теперь я обращаюсь к своей записной книжке. Мисс Малдонадо, конечно, фиксирует назначенных посетителей и каждый понедельник представляет список того, что меня ждет на неделе. Однако я переписываю все в маленькую записную книжку в кожаной обложке, с тонкими голубыми страницами, которую ношу в нагрудном кармане рубашки. Я не то чтобы рассеянный, но иногда застреваю в библиотеке или долго говорю по телефону и способен пропустить встречу, если не загляну в записную книжку. Там обозначено, что я встречался с профессором Б. второго октября и в тот же день рано ушел с работы, чтобы забрать Имоджен и Николаса из школы, пообедать с ними и сводить в кино. Среда — официальный день в середине недели, когда я встречаюсь с детьми. Еще я вижусь с ними каждый второй уик-энд и летом, в течение двух недель.
