На дворе наткнулся на белолицего в богатом доспехе, залитом кровью, — он не мог уже встать, но пытался просунуть меч под нагрудник, желая зарезаться. При виде варвара, выказывающего достойную ханьца отвагу, испытал уважение и помог ему ударом ноги по рукоятке. При нем был свиток. Не умея прочесть варварское письмо, я, Чэнь Тан, Литератор Обширных Познаний, сжег его.
«Луций Галл приветствует Марка Красса.
В последнем письме я выражал надежду на встречу уже в конце месяца. Однако сейчас должен с огорчением признать, что положение хуже, чем я думал. Парфяне получили вести о моей центурии, как я полагаю, и теперь пытаются охватить нас с юга и запада, чтобы лишить возможности отойти. К северу от нас горный хребет, вдоль которого мы шли последние пять дней, и я могу сказать, что он неприступен, а на востоке — Парфия.
Надеюсь, что мне удастся сблизиться с парфянами к вечеру, с тем чтобы завязать бой, в суматохе которого вестовой сумеет проскользнуть незамеченным. Если ты читаешь это письмо, то затея моя удалась; и ты можешь быть уверен, что также удалась и наша с тобой шутка. Я, вероятно, буду уже мертв; впрочем, и тебе не дожить до того времени, когда ее соль почувствует на губах вся ойкумена.
Что ж, мы знали об этом.
Если же мы сойдемся с варварами при свете дня, нам останется только драться или сдаться; письмо я оставлю себе, а ты никогда не узнаешь, наверное, что у меня получилось.
Почему-то мысль эта доставляет мне удовольствие».
Да простится мне эта запись — правление государя не отмечал девиз. Государь Тоба Дао, варвар, носящий косу, повелел выстроить башню Совершенного Покоя высотой до небес, чтоб на вершине ее не слышен был ни крик петуха, ни лай собак. Когда башню возвели до половины, постельничий Западного Крыла пригласил живописца. Он поднялся на крышу дворца и трижды свистнул в два пальца. Через шесть дней Бешеный Куань из рода Фань въехал в Чанань через Восточные ворота на осле, но не весь — в то время, как голова его крепко спала на холке, а руки цеплялись за хвост и гриву, ноги шагали по дороге наравне с ослиными, слегка приплясывая в такт снящейся голове песне. Осел углубился в город не более чем на полтора квартала и остановился у первой же винной лавки, да так резко, что Фань Куань рухнул ничком, подняв облако пыли в форме бычьей головы. Не без труда поднявшись на ноги и наградив благородное животное отменным пинком, Бешеный скрылся в лавке и не выходил из нее с неделю. Осел терпеливо дожидался его, не сходя с места и питаясь удивленными взглядами прохожих.
Через неделю государь Тоба Дао соизволил разгневаться. Десяток сяньби, не покидая седел, вломились в лавку, побили посуду, накостыляли хозяину, забросили неживого Куаня на спину осла и отвезли во дворец. Постельничий Западного Крыла огорченно зацокал языком, едва запах вина коснулся его ноздрей, и не переставал цокать вплоть до того момента, когда голова его покатилась по брусчатке внутреннего дворика.
Тоба Дао, победитель Юга, тангутов, хуннов, телеутов и тибетцев, содрогнулся при виде синего лица живописца, подобного роже демона. Бешеного наскоро опохмелили парой чарок и загнали в башню. Туда же завели осла, по бокам которого висели торбы с кистями, красками, тушью, грибами личжи и тыквами-горлянками с водой горных потоков.
Еще через неделю, в полдень, когда лучи солнца обрушились в башню через отсутствующую кровлю, Фань Куань вышел на двор, преклонил голову на спину осла, заснул и попытался уйти из города. В воротах он был изловлен стражниками, заброшен вместе с ослом на спину быку и вторично препровожден во дворец. Государь между тем ознакомился с плодами его труда и намеревался разгневаться, что означало для Фань Куаня не смерть, а хуже. Государя, Хранителя Совершенного Покоя, рассердило то, что глаза четырех драконов, написанных охрой, серой, киноварью и углем на четырех стенах башни, были лишены зрачков и смотрели непонятно куда, так что Тоба Дао не сумел поймать ни одного взгляда.
Фань Куань, лупая красными глазами и оскорбительно зевая — начальник стражи вынужден был отвесить ему затрещину слева, — объяснил министру двора, что еще с год назад лишился права рисовать драконам глаза, вполне овладев этим искусством. Министр двора отвесил ему затрещину справа и приказал не умничать и немедленно исполнить, что велено. Фань Куань утер сопли и повиновался, испросив в сопровождение десяток арбалетчиков и предложив расставить сотню вокруг башни. Это было исполнено, причем каждый второй арбалетчик был левшой.
