-А ты зря высказываешь свое мнение. Оно никого здесь не интересует, хотя ты и самый здоровый. А знаешь, почему? Потому что ты дурак. Примитив. Нечто на урвне питекантропа, почти обезьяна.
Он побагровел, раздул ноздри, и уж открыл было пасть, чтобы как-нибудь погрязнее ее обругать, - и вдруг передумал. Успокоился, посветлел, зубы оскалил (это, значит, Толик Бабкин улыбаются) и довольно заблестел глазками:
-Ну и дурак, ну и что? Пусть первобытный, пусть тупой. У нас и дураки получше иных умников живут. Я-то не пропаду, а вот ты...- И он напоказ, с ног до головы оглядел всю кургузую Ритусину фигурку, после чего оскалился снова.- А вот ты со своей кожей, своей рожей и со своим драгоценным умом, - ты проживи! Кстати, дура-то может, и не пропала бы, сыскались бы охотники до бабы без претензий, а вот ты... Дура и не догадалась бы, какая она страшная, дуры всегда уверены, что лучше всех, а вот ты всегда помнишь, какая толстая и прыщавая. Ты! Чудо природы!
Надо признать, у него получилось: либо умнее, чем кажется, либо талант у него особый на это дело, либо... Либо у дураков тоже бывают прозрения. Ритуся опустила голову еще ниже, безучастно пожала плечами и ничего не сказала. А чего скажешь? Да, дурак, и тем гордится! А что дураки у нас парадоксальным образом процветают, так это он прав, а значит есть в нашей жизни что-то глубоко неправильное, если порядочное число дураков живут получше иных умных. Нет, я понимаю, что все у нас равны, и социальная справедливость, но все-таки умные должны делать более важную работу и жить соответственно по крайней мере не хуже. Но это теперешние мои рассуждения, а вчера у меня со злости в зобу дыханье сперло, и я влез. Вероятно, я никогда не научусь, и всю жизнь буду "влезать", куда не просят, и, понятное дело, я заикался вовсю. У моей памяти есть дефект: я плохо запоминаю, что говорю, когда разволнуюсь. Во всяком случае, я не пробовал тонко уязвить этого представителя низшего вида или облить его холодным презрением: это совершенно бесполезно, но, как оказалось, вдохновение такого рода вдохновение присуще и мне. Я прозаикался что-то насчет его сексуальных привычек молочной спелости и попал, - из радостного, торжествующего тупицы он мгновенно превратился в разъяренную гориллу. Это гораздо больше соответствовало его сути и оттого выглядело куда приятнее. Надо сказать, что он сильнее всех в классе и неоднократно это доказывал. Если бы он не обидел Ритусю, все, скорее всего было бы так же, как много раз прежде, но, очевидно, меняюсь и я. Переходный возраст прежде всего означает нестабильность, и, наверное, именно поэтому ярость перевесила обычную мою неспособность ударить человека. Пока этот дебил замахивался, я резко ткнул его открытой ладонью в нос. Он удивился, но ненадолго, потому что я хлопнул его ладонями по ушам, а ударом головой в подбородок - сбил с ног. Он не понял, встал и замахнулся снова. Тогда я ударил его в подбородок ладонью, ткнул в живот и свалил с ног какой-то судорожной подсечкой, пока он не успел восстановить равновесие. В третий раз я толкнул его двумя руками в грудь и сшиб толчком ноги. Это оказалось очень просто: несколько взаимосвязанных, не очень даже сильных ударов, и эта дылда валится, словно куль с навозом. Его сила просто ни разу не успела ему потребоваться. И все-таки это было ужасно, мне просто плохо стало, когда я увидел его залитую кровищей, удивленную, идиотскую физиономию. Наши обормоты, понятное дело, страшно меня зауважали, а я... я был на грани истерики. У меня даже сыпь появилась по животу, на шее и за ушами, а на душе гадко - так до сих пор. Но это еще не все неприятности, связанные с этой дурацкой дракой. Последовало, - нет, не ссора, может быть даже наоборот с одной стороны, - просто совершенно ненужный мне разговор с Мушкой:
- Она тебе нравится?
- Кто?
- Ритуся, не притворяйся, что ничего не понимаешь.
-Лап, честное слово - нет. У меня с ней... отношения, как со злым и интересным парнем.
-Да, рассказывай... Ладно бы просто вступился, а то весь затрясся и побледнел!
