Вскоре главы и члены семей убитых Осоном даймё свергли его наместников в своих провинциях и во главе войск прибыли под стены столицы. Мено спрашивал себя: почему бунты удаются лучше, чем мирное правление? Потому ли, что длятся недолго, или же оттого, что они — выплеск накопившейся энергии? Как получается, что во время мятежей стираются все различия? Не являются ли мятежи злом, которое объединяет, пусть даже и ненадолго? Мено знал, что очень хитрые, злые властители также используют союзы с другими злодеями, чтобы достичь своих целей, но потом быстро возвращаются к своему личному злу. Может быть, человек ощущает себя более значительным, когда творит зло? Как бы там ни было, дальновидный слуга всегда следовал принципам старшего Осона.
Так что ничего удивительного не оказалось в том, что когда совет избрал новым сёгуном даймё Бондзона, то начальником его гвардии стал самурай Иси, а личным советником — Мено.
Впрочем, бывшего слугу интересовали вещи, гораздо более практичные, чем титул: у него намечался новый канал для постоянной торговли ассамским бамбуком.
Ежедневное выполнение ритуальных обязанностей, от утреннего удара молотком по деревянной доске, оповещавшего о подъеме, до вечернего укладывания на жесткий пол общей спальни, сделало все мои движения хорошо узнаваемыми. Их повторение создало, кроме физического привыкания, некую внутреннюю близость с предметами, находившимися в пределах моей видимости или в моих руках. У меня было впечатление, что, разбуженный в полночь, я буду знать суть каждого предмета и буду знать о том, какую связь имеет он со своим окружением. Я понял, что любая вещь, кроме своей общеупотребительной полезности, обладала и некоторым количеством мыслей, проявляющихся при соприкосновении с ней.
Учение продолжалось.
Даже приемы пищи были у нас такими, чтобы попутно воспитывать дисциплину организма. За завтраком перед нами стояли три посудины: в первой была рисовая каша, во второй — квашеная редька, а в третьей была вода, в которой мы мыли руки и использованные миски. Обед обычно состоял из пшеницы, смешанной с рисом, овощного супа и такуана. На ужин, кроме перечисленных блюд, мы ели вареные овощи. Прием пищи сопровождало чтение сутры. Кроме этих звуков, других не позволялось. В завершение осё или определенный ученик собирал у каждого по несколько зерен риса, которые жертвовались голодным духам (гаки), а на самом деле отдавались птицам.
С тех пор как я начал лучше чувствовать свои мысли и тело, я стал меньше замечать перемены в окружающем мире. Первой из них было то, что время от времени монастырь стали посещать какие-то люди, которых принимали исключительно дайси и роси, мы же с ними контакта не имели. Лишь иногда по велению учителя мы готовили для них чай, но в чайной церемонии не участвовали. Вторую перемену я заметил только во время последнего мытья и бритья: некий ученик с недавнего времени чаще, чем другие, оказывался около меня. Когда мы умывались утром, то должны были помогать друг другу, и именно он зачастую подавал мне ведро. То же самое было, когда мы мылись. Во время еды он сидел или около меня, или напротив. Не раз он брил меня, а я — его. Все это мы делали молча. В последний раз он спросил, не против ли я, что бреет меня он, а не кто-нибудь другой. Я отрицательно покачал головой. Вновь он подошел ко мне утром сикунити, когда мы стирали в свободное время белье, поскольку не были среди тех, кто занимался коаном с учителем. Латая свою порванную одежду (такую же изношенную, как и у других), он сел возле меня. Поклонился и представился:
— Я — унсуи Рёкаи.
— Я — унсуи Цао, — сказал я.
— Я здесь два года.
— А я в два раза меньше.
— Это ничего не значит. Я знаю учеников, которые придя позже продвигались быстрее, чем те, кто пробыл здесь намного дольше.
— Что значит «продвигались»?
— Ну, достигли просветления.
— А где они теперь?
— В других монастырях. Стали учителями.
Я молчал. Мы ощупывали друг друга глазами. Были осторожны. Он опять заговорил:
— Об одном из них я слышал, что он недоволен своим сознанием. Говорят, он собирается оставить место учителя и вернуться к нашему роси, чтобы вновь стать у него учеником.
