Некоторым из вас в Америке[3] происходящее может показаться ненужной и разорительной войной, какими часто бывают войны других народов, но получается, что, хотя мы все погибнем, здесь снова будут слышаться песни, а если мы покоримся и потому уцелеем, здесь больше не будет ни песен, ни видений, не будет ничего радостного и свободного.
Не следует жалеть о том, что некоторые из нас погибли, о том, что убитые могли бы продолжать трудиться, потому что война это не случайность, которую человек в силах предотвратить, война естественна, как приливы, хотя и не отличается их регулярностью; с таким же успехом можно жалеть о том, что смыл прилив, который разрушает и очищает, и разбивает в крошку, и щадит мельчайшие ракушки.
Я больше не стану ничего писать о нашей войне, а предложу вам эти книги, где собраны видения и мечты из Европы, — так человек в последний момент выбрасывает ценные — пусть только для него — вещи из горящего дома.
Дансейни
Как-то раз Султан, повелитель самых дальних земель, что известны в Багдаде, призвал к себе слугу, вкушающего гашиш, и сказал ему:
— Ну, теперь расскажи мне свое видение о Лондоне.
И любитель гашиша низко поклонился и уселся, скрестив ноги, на расшитую золотыми маками пурпурную подушку, лежавшую на полу. Рядом стояла наполненная гашишем чаша из слоновой кости. Угостившись солидной порцией, любитель гашиша моргнул семь раз и сказал так:
— О Друг Творца, знай, что этот Лондон — самый желанный из всех городов земли. Дома там построены из эбенового дерева и кипариса, а крыши покрыты тонкими медными пластинами, которые под рукою Времени становятся зеленоватыми. Балконы сделаны из золота, а скамьи, на которых горожане сидят, наблюдая закаты, украшены аметистами. В сумерках потихоньку приближаются по тропкам к городу музыканты; их ноги неслышно ступают по белому морскому песку, которым посыпаны дороги, и вот в темноте они вдруг начинают играть на цимбалах и других струнных инструментах. И тогда на балконах одобрительно перешептываются, хваля их искусную игру, затем в награду им сверху бросают браслеты и золотые ожерелья, и даже жемчуг.
Да, воистину прекрасен этот город; мостовые посыпаны песком, а тротуары из алебастра, и всю ночь фонари из хризопраза освещают улицы бледно-зеленым светом. На балконах же светильники сделаны из аметиста.
Когда музыканты проходят по улицам, вокруг них на алебастровых тротуарах собираются танцоры и танцуют от радости, а не для заработка. Иногда высоко вверху во дворце из эбенового дерева открывается окно, откуда танцорам бросают венок или же на них сыплются дождем орхидеи.
Да, много городов представало передо мной в видениях, но прекраснее города я не видел, гашиш провел меня сквозь множество мраморных врат различных столиц, но Лондон — это самое сокровенное, это последние врата; и чаша из слоновой кости больше ничего не может показать. Демоны, которые сейчас подкрадываются ко мне сзади и хватают за локти, приказывают моему духу вернуться, им известно, что я увидел слишком много. «Нет, нет, не Лондон», — говорят они; и поэтому я лучше расскажу о другом городе, о менее таинственных землях, и не стану гневить демонов тем, что нарушаю запреты. Я расскажу о Персеполе>{15} или о знаменитых Фивах.>{16}
Тень недовольства промелькнула на лице Султана, словно молния, которую едва удается различить, и хотя дух рассказчика блуждал далеко, а его взор был затуманен гашишем, он мгновенно почувствовал в этом взгляде смерть и мгновенно направил свой дух в Лондон — так человек бежит со всех ног домой укрыться от грозы.
— Итак, — продолжал он, — в желанном городе, в Лондоне, все верблюды снежно-белые. С удивительной быстротой и легкостью мчатся по посыпанным песком улицам кареты из слоновой кости, запряженные лошадьми, головы которых украшены маленькими серебряными колокольчиками. О Друг Творца, если бы ты видел их купцов! Как роскошно они одеты в самый разгар дня! Они не уступают в великолепии бабочкам, порхающим над улицами. Плащи их зеленого цвета, а одежды — лазурного, на плащах ярко горят огромные пурпурные цветы, вышитые искусной рукой, серединки цветов золотые, а лепестки пурпурные. Они носят черные шляпы… («Нет, нет», — перебил Султан) …но поля их переливаются радугой, а над тульей покачиваются зеленые перья.
