Шимон обернулся к товарищу, словно призывая его в свидетели. Йоханан с готовностью кивнул. Он был тот еще фрукт, этот изобретательный красавец. Писал я действительно неплохо, но Йоханану тогда еще не представилось ни единой возможности в этом убедиться. Впрочем, нужно отдать ему должное: до лжи Йоханан не унизился.
— Я узнавал у людей, — пояснил он. — Но ответ на твой вопрос не так прост. Ты пригодишься нам не только как переписчик. Нам нужно твое имя, бар-Раббан… вернее, имя твоего отца. Там, куда мы идем, нас еще никто не знает, а потому участие сына известного учителя может оказаться очень полезным для дела. Во всяком случае, на первом этапе. «На первом этапе!» Как вам это нравится? Меня так и подмывало спросить: «А на втором?» Но спрашивать не пришлось — Йоханан будто услышал мой непроизнесенный вопрос.
— И на втором тоже, — добавил он, помолчав. — Конечно, это будет зависеть от твоего желания. Как видишь, я ничего от тебя не скрываю. «Не скрываю!» Как будто в этом была какая-то необходимость! Йоханан держал меня в руках, как куклу, более того — как прозрачную куклу, судя по тому, как безошибочно он реагировал на мои самые потаенные мысли. Он делал это, даже не глядя в мою сторону — видимо, чтоб не пугать меня чересчур.
— Не бойся, — сказал он еще мягче. — Мы не желаем тебе зла.
И тут я испугался не на шутку. Мне понадобилось немалое усилие, чтобы не убежать немедленно, а встать, чинно распрощаться и удалиться хотя бы с минимальным достоинством. Мое сердце, как заяц, рвалось прочь от костра в спасительную темноту, подальше от страшного, всепроникающего Йохананова взгляда. Чего я так боялся? Может быть, этого нового для себя ощущения собственной востребованности?
Да, мною самым очевидным образом манипулировали. Да, я по-прежнему был накрепко связан с именем отца и представлял ценность лишь постольку, поскольку являлся сыном Раббана. Но, с другой стороны, даже состояние марионетки представляло собой очевидный шаг вперед по сравнению с постылым бар-Раббановским небытием. Можно сказать, я начал жить там, у костра над Кинеретом. Ведь никогда так остро не чувствуешь жизнь, как в момент выбора. Я мог вернуться в свое безысходное ничто или, напротив, выбрать уход в неизвестность, к новым и новым выборам, а значит, к новой и новой жизни.
Решение казалось очевидным. Какой дурак откажется от жизни в пользу небытия? Но мой инстинктивный, необъяснимый страх свидетельствовал о другом: небытие имело свою, отдельную ценность, и мое сердце категорически отказывалось уступать эту ценность без боя. В ту ночь я впервые прикоснулся к смерти, приподнял краешек ее теплого одеяла. Вы, без сомнения, часто смотрели на текущую воду или в танцующий огонь, или в плывущее меж облаков небо. Это и есть небытие, смерть. Оттого-то так трудно оторвать от них взгляд. Мы все рано или поздно возвращаемся туда, к текущей воде… стоит ли удивляться тому, что она так властно зовет нас из непроходимых глубин нашей памяти? Не спешите прославлять энергичного смельчака и презирать нерешительного труса: еще неизвестно, кто из них прав.
Так думал я, уходя наутро из Бейт-Цайды вместе со своими новыми товарищами. Я прослонялся без сна всю ночь и вышел на место встречи скорее случайно, чем намеренно: ведь накануне мне даже не пришло в голову спросить, где именно они собираются. Ноги сами вывели, не иначе, избавив меня, таким образом, от необходимости решать. Нечего и говорить, что за эмоциональные преимущества подобного способа пришлось заплатить чисто практическими недостатками: я распрощался с прежней жизнью, не захватив с собой в дорогу ничего, кроме рубашки, сандалий и старого плаща.
Мы обогнули Кинерет и двинулись вдоль реки дальше на юг. Я действительно оказался далеко не единственным спутником Шимона и Йоханана. Нас было около дюжины: кто-то приходил, кто-то уходил… я уже не помню имен, да это и не важно. Время не ждало; мы останавливались только для того, чтобы дать Шимону возможность провести пару-другую уроков, а заодно получить ужин и несколько лепешек на дорогу. На исходе второй недели пути, оставив за спиной Ерихо, мы вышли к морю. На его западном берегу, недалеко от северной оконечности располагалось небольшое поселение, именуемое Кумран. Входя в его ворота, я и представить себе не мог, что проведу здесь больше половины своей жизни, тем более, что в первоначальные планы Шимона отнюдь не входило оставаться в Кумране надолго.
