Следовало подумать наконец и о заработке. Дузик направился на главный вокзал. Миновав двухминаретную мечеть Валиде, он свернул налево и тут же оказался на привокзальном пятачке, окруженном несколькими двух- и трехэтажными домами европейского типа и множеством лачуг. Вокруг лачуг закручивались буйные пестрые человеческие многоязычные водовороты. Люди быстро передвигались, жестикулировали, что-то с жаром доказывая друг другу, отступая и наступая, хватая за руки и полы. «Дерьмо какое, нехристи, — подумал с ненавистью Дузик. — Воздух продают, сволочи!» Он пробился на захламленный перрон. По счастью, видно, только что пришел какой-то местный поезд и из вагонов, точно семечки из треснувшего арбуза, беспорядочно вываливались люди с корзинами и мешками, толкаясь, торопились навстречу Дузику. Он поспешил войти в эту бурную реку, зорко посматривая по сторонам в надежде увидеть пассажира, которому потребовалась бы его помощь. Уже отчаявшись, Дузик увидел такого человека — низенький толстый турок или грек (черт их разберет!) стоял у вагонных ступенек, а возле его ног возвышались два объемистых чемодана, перевязанных прямо-таки корабельными канатами. Дузик одним прыжком оказался подле и схватился за веревки. Оба чемодана поднять ему оказалось не под силу. Он решил повесить их через плечо и стал было проворно снимать свой брючный пояс, но в тот же момент почувствовал, как чьи-то твердые руки взяли его за локти и отставили, отодвинули от чемоданов. Дузик повернулся, поднял голову. Сзади стоял гигант — голова Дузика приходилась ему до живота, — а рядом второй — маленький.
— А ну, — пробасил гигант угрожающе, держа Дузика за ворот.
— В чем дело? Кто вы? — поручик не выказал даже испуга, одно удивление.
— О! Вы русский! — обрадовался малыш, — Это все упрощает.
Дузик рванулся, но тело его окаменело. Гигант загрохотал — словно камни полетели по крутой осыпи.
— Оставь, Василий, — строго приказал маленький. — Бери груз. — И пояснил совершенно обескураженному поручику: — Видите ли, мон ами, этот перрон обслуживает наша артель. Исключительно! Заметьте! И мой друг Василий готов жестоко покарать каждого, кто перейдет нашу границу. Извините, мон ами, жизнь заставляет. Распродались до нитки, шпалеры продали, надежд нет, а жить, как ни странно, хочется.
— Однако вы неплохо устроились, — сказал оправившийся от внезапного натиска Дузик, показывая на гиганта, легко несущего чемоданы.
— Исключительно прошлые заслуги, — объяснил малыш. — Мой денщик. Счастливое разделение, так сказать. Мой ум, его руки. И вы офицер, вероятно? Очень приятно. Разрешите представиться, мон ами.
Глава артели грузчиков назвался поручиком Петровых. Был он в недавнем прошлом артиллеристом, пережил ранение и тиф в Новороссийске и считал себя чуть ли не константинопольским аборигеном. Глаза у поручика были больные, мертвые. Он все говорил, говорил, поглядывая снизу вверх в лицо Дузика, и куда-то вел его, направлял, цепко держась за локоть своей маленькой и сухонькой куриной лапкой.
Великан с чемоданами давно потерялся в стоязыкой толпе. Дузик косился на Петровых. Вначале размягченно и расслабленно: что еще скажет? Что может сделать такой малышок? Потом появилось легкое недоумение — чего привязался? — сменившееся беспокойством. Дузик не успел оглянуться, они уже вышли из здания вокзала и зашагали вдоль каких-то заколоченных досками пакгаузов, заржавленных рельсов, поросших кое-где пыльной травой и ведущих несомненно в тупик. Место было глухое, тайное. Дузик испугался: похоже, опять попадает он в историю. Неожиданно Петровых остановился:
— Позвольте, вы дрожите? Вас лихорадит?
— Нет, это вы объясните, — Дузик тщетно пытался освободить локоть. — Куда вы меня ведете?
— Мы искали встречи с вами.
— Кто это «мы»? — Дузик осмелел окончательно. Вокруг никого не было, и он решительно освободил локоть. — Объясните, наконец.
— Охотно, охотно. — заулыбался Петровых, в упор, оценивающе глядя на Дузика мутными, больными глазами. — Мы — «Лига зашиты трона и отечества», руководимая монархическим советом. Вам доверяют, поручик. Однако здесь не место, — оборвал себя Петровых. — Мне приказано привести вас, при соблюдении полной секретности, разумеется. Вы согласны?
