Лошадей двадцать тысяч в машины зажаты
И хрипят, стервенея внизу.
На глазах от натуги худеют канаты,
Из себя на причал выжимая слезу.
И команды короткие, злые
Быстрый ветер уносит во тьму:
«Кранцы за борт! Отдать носовые!
И, — буксир! Отработать корму!»
Капитан, чуть улыбаясь,
Все, мол, верно, молодцы,
От земли освобождаясь,
Приказал рубить концы.
Только снова назад обращаются взоры.
Цепко держит земля, все и так, и не так.
Почему слишком долго не сходятся створы?
Почему слишком часто мигает маяк?
Все в порядке, конец всем вопросам.
Кроме вахтенных, все отдыхать!
Но пустуют каюты. матросам
К той свободе еще привыкать.
Капитан, чуть улыбаясь,
Молвил только: «Молодцы!»
От земли освобождаясь,
Нелегко рубить концы.
Переход двадцать дней, рассыхаются шлюпки,
Нынче ночью последний отстал альбатрос.
Хоть бы шторм или лучше, чтоб в радиорубке
Обалдевший радист принял чей-нибудь SOS.
Так и есть: трое месяц в корыте,
Ях ту вдребезги кит разобрал.
Так за что вы нас благодарите?
Вам спасибо за этот аврал!
Капитан, чуть улыбаясь,
Бросил только: «Молодцы!»
Тем, кто с жизнью расставаясь,
Не хотел рубить концы.
И опять будут Фиджи и порт Кюрасао,
И еще черта в ступе, и бог знает что,
И красивейший в мире фиорд Мильфорсаун,
Все, куда я ногой не ступал, но зато
Пришвартуетесь вы на таити
И прокрутите запись мою,
Через самый большой усилитель
Я про вас на Таити спою.
Скажет мастер, улыбаясь
Мне и песне: «молодцы!»
Так, на суше оставаясь,
Я везде креплю концы.
И опять продвигается словно на ринге
По воде осторожная тень корабля.
В напряженьи матросы. Ослаблены шпринги.
Руль полборта налево и — в прошлом земля.
