«Кофейня, — писал Петро Карманский, — это изобретение XIX в., изобретение тех времен, когда городская жизнь стала страдать расстройством нервов и когда люди обеднели, т. е. потеряли возможность сходиться в дорогих пивных и погребках, что могут себе позволить разве что биржевики и отдельные пенсионеры.
Для нашего брата, бедного поэта или публициста, которому, как рыбе вода, требуется широкое и мудрое общество, где он находит источник творческих побуждений и концепций, остается разве что современная, недорогая, нешумная, дискретная кофейня. Это наиболее экономное учреждение, которое создала сегодняшняя городская цивилизация. Здесь бедный украинский художник, обычно живущий в самой подлой норе, без света, без воздуха и без тепла зимой, находил в довоенные времена комфорт: удобное сиденье, тепло, много света, много журналов на нескольких языках, и, наконец, интересное общество и развлечение и временное забвение невеселой действительности — всё это по цене полутора десятков сотиков, которые он платил за чай или кофе. За эту цену он на протяжении целых часов мог играть роль настоящего человека и мог работать интеллектуально.
Сегодня (воспоминания написаны в 30-х гг.) кофейня дороже, и на беду изменила она свою физиономию. Сегодня вместе с радиевым прибором и с джаз-бэндом в кофейню вломилась толпа, которая обратила старое тихое убежище в шумный кнайпа, да еще и этот кнайпа сделался дорогой и недоступной для нашего брата.
Иначе было в довоенные годы.
Таких роскошных, и так много кофеен, как сегодня, Львов не имел, потому что они не были нужны. Тогда были две старые кофейни — «Биденко» и «Театралка», — где концентрировалась жизнь черной биржи, «Американка», которая была предтечей сегодняшних кофеен-баров, да еще две спокойные кофейни: «Монополька» на первом этаже (по-современному — на втором. — Ю. В.) дома, на могиле которого стоит сегодняшний великан Шпрехера против колумны Мицкевича, и «Централка» на Бернардинской площади. Позже на площади Св. Духа открылась для художников кофейня «Штука», в которой украинские художники почему-то не акклиматизировались, хотя она своим антуражем была предназначена исключительно для жрецов искусства. Кофейня «Крышталева» («Хрустальная») в пассаже Миколяша тоже не заслуживает внимания, потому что в ней находили защиту политики, и то левого крыла.
Из этих всех кофеен в жизни украинской богемы в первой декаде нашего столетия играла передовую роль «Монополька», а в десятилетии великой войны — «Централка».
Побочная роль выпала «Народной гостинице», которая была слишком «своей» и шумной, и тем самым для писателей менее симпатичной. Публицисты и политики отдавали предпочтение таким локалям, как локаль Кучика или «Народная гостиница», потому что их карманы были солиднее.
Не могу даже представить жизнь «Молодой Музы» без кофейни. На всякий случай, она была бы очень серой и бесспорно менее продуктивной. Ибо не следует забывать, что тогдашний творческий человек, особенно поэт и художник, был настоящим голяком, и жил в условиях, которые ничем не удовлетворяли стремлений, не говоря уже культурного человека, но даже обычного рабочего. Кофейня велела нашему брату забывать о действительности, давала ему фикцию благосостояния и вострила его энергию для борьбы с действительностью, а что самое важное: она творила из нас своеобразное братство людей одной мысли и одинаковых стремлений.
В кофейне, где нам было тепло и приветливо, мы действительно жили. Мы вели разговоры о сути и задачах искусства, спорили и выковывали определенные критерии». Появление воспоминаний о кофейнях Карманского вызвало дополнение остальных молодомузовцев.
«Украинские писатели предыдущих поколений даже не представляли себе, что можно думать и писать в кофейне, хотя первую кофейню в Европе открыл их же земляк Кульчицкий, — писал в газете «Навстречу» литературовед Михайло Рудницкий. — Для эпохи модернизма неравномерная жизнь вне дома имела силу привлекательной экзотики…
Михаил Яцкив был магом Молодой Музы и учил молодых пить «Черную Индию», имевшую вкус полыни и смолы, и… черный кофе. Черный кофе принадлежал к «современной поэзии», так как был по вкусу только тем, кто приходили в кофейню уже после ужина, а не для «бессребреников», которые вместо ужина пили белый кофе с одной булкой и отсиживали ее шесть часов… Он доказывал нам экспериментально, что нет более божеского питья, чем обычная водка «каменярка» за три крейцера, которую лучше всего закусить огурцом или свеклой с хреном…
