Сроки подачи документов в институт культуры Марина пропустила и зачем-то поступила в местный политех на отделение тяжелого машиностроения. Всего одного семестра ей оказалось достаточно, чтобы понять, что инженера из нее не выйдет.
Зато в институте появились новые друзья из ансамбля политической песни «Но пасаран». Вместе они ездили по городам и весям, выступали где придется — в сельских клубах, а то и вовсе под открытым небом. Программа была отработана хорошо: сначала что-нибудь про борьбу за мир и солидарность, а уж потом — что душа просит.
Той зимой, перед самым Новым годом, в городе случилось настоящее событие — рок-фестиваль. Приехали даже известные музыканты из Москвы и Питера! Выйдя на сцену, Марина волновалась ужасно, даже коленки тряслись. Еще бы — первое настоящее выступление, а раньше так, самодеятельность… Было так страшно опозориться, что она даже хотела малодушно сбежать, но, увидев зал и сотни глаз, устремленных на нее, стряхнула застенчивость и запела. Больше не было ничего вокруг — только она сама и гитара… Да еще голос, летящий вверх, поднимающий ее над толпой.
Когда Марина закончила петь, на минуту наступила тишина, а потом зал взорвался аплодисментами. В этот миг, стоя на деревянной, наспех сколоченной эстраде, она почувствовала себя совершенно счастливой. Будто крылья за спиной выросли…
Тот фестиваль, наверное, стал поворотной точкой в ее судьбе. После первого курса Марина бросила институт и поехала покорять Москву. На что она рассчитывала — и сама не знала. В кармане лежали пятьдесят рублей и адрес, что оставил ей веселый лохматый бас-гитарист из группы со странным названием «Перелом Пересвета». «Там все наши люди! — объяснил он. — Будешь в Москве — заходи обязательно!»
Столица встретила ее не то чтобы с распростертыми объятиями, но вполне гостеприимно. В квартире на шестом этаже старого дома в самом центре (Марина и представить себе не могла, что в Москве бывают такие дома!) на дверях не было замка. Пока Марина стояла, раздумывая, что делать дальше, навстречу ей вышла хозяйка — женщина лет тридцати пяти в кожаных штанах, с буйной гривой кудрей, крашенных в душераздирающую рыжину.
— Привет! А ты откуда взялась? — весело спросила она.
— Из Ново-Октябрьска, — несмело ответила Марина, — мне ваш адрес Андрей дал. Кочкин.
— Кочкин… Кочкин… — женщина нахмурила лоб, — не помню. Да разве упомнишь всех? Ну и черт с ним. Ладно, заходи, чего в дверях-то стоишь! Меня Вера зовут. Или просто Верыч — для друзей.
Так для Марины началась новая жизнь — непривычная, непонятная, но зато очень интересная. Обитатели странной квартиры жили как птицы небесные: встанут — поют, что бог пошлет — то и поедят.
Люди приходили и уходили когда хотели, оставались жить неделями и месяцами. Сердцем и душой этой разношерстной компании, конечно, была сама Вера. Она вечно кого-то кормила, обогревала, утешала, устраивала «квартирники», хлопотала, договаривалась… Сюда же захаживали и знаменитые музыканты, перед которыми Марина почти благоговела.
И новые песни рождались сами по себе. Марина еле успевала записывать. Она охотно исполняла их для всей буйной компании, когда просили, а просили все чаще и чаще.
Я небо несу в ладонях,
Иду, земли не касаясь,
Закутавшись в звездный полог,
Как будто в цветную шаль…
Даже Вера одобрительно качала рыжей гривой.
— Молодец, девчонка! Можешь делать вещи!
Пела Маринка и другое… Само время располагало. После неудавшегося путча в августе девяносто первого года Москва гудела, словно потревоженный улей. На улицах и площадях собирались митинги, газеты пестрели кричащими заголовками, и было совершенно ясно, что возврата к прошлому, к той стране, где родилось и выросло не одно поколение советских людей, нет и уже не будет… И что дальше — непонятно.
Были и надежды, и страхи. А Маринка вспоминала родной город, завод, друзей и соседей, что тяжко трудились, безропотно терпели условия жизни, которые в любой другой стране мира, наверное, отнесли бы к пыточным, а потом так же безропотно и безвременно сходили в могилу. Как мама… А ведь ей едва исполнилось сорок! Теперь завод представлялся уже не кормильцем, а кровожадным Молохом, требующим человеческих жертвоприношений.
