— Вот, держи! — Рене Кертис поставила перед ним стакан лимонада, а затем села в кресло напротив. — Дети скоро вернутся. Они у моей соседки Дженни, плавают в ее бассейне. — Женщина рассмеялась. — Каким бы замечательным ни был наш бассейн, соседский всегда интереснее.
— Как они?
Рене перевела взгляд на окно:
— Дети в порядке. Со временем становится легче — и вместе с тем тяжелее. Если ты понимаешь, что я имею в виду.
Линк сделал глоток лимонада — не потому, что хотелось пить, а чтобы чем‑то себя занять. За три года, прошедших со дня смерти брата, он старался не говорить об этом с его женой. Присылал ей чеки. Открытки на день рождения. Подарки на Рождество. Но сам старался не приезжать. Дело было не в том, что он не любил вдову Маркуса и двоих племянников, просто Линку было больно встречаться с ними. Легче всего было продолжать избегать их.
— А как именно становится легче? — спросил он Рене. Ему самому легче не стало.
— Дети привыкли, что отца здесь нет. Начали жить дальше. Через некоторое время перестаешь думать о потере каждые пять минут. А затем становится тяжелее, потому что однажды вспоминаешь, и… И снова больно…
Чувство вины придавливало Линка к земле.
— Прости меня, Рене, — произнес он, думая, что мог бы повторить эти слова тысячу раз — и все равно этого будет мало. — Мне очень, очень жаль.
— Линк, ты вовсе не должен…
— Я должен был быть здесь в тот день. — Он вздохнул, а затем подошел к окну. Неподалеку поблескивал бассейн соседей, но его племянника и племянницы видно не было. Зато до него доносились их радостные крики. — Если бы я не уехал, он бы вовремя позаботился обо всем, принял лекарство…
— Маркус был взрослым человеком и сам принимал решения.
— Я должен был присматривать за ним. Я обещал им. Обещал… — Его голос сорвался, и Линк стиснул пальцами оконную раму.
— Ты ни в чем не виноват.
Мужчина упрямо покачал головой. Он знал правду.
— Маркус сказал, чтобы я не беспокоился, обещал, что будет принимать лекарство. Но я должен был… Из‑за того, что меня здесь не было…
— Ты ведь не мог контролировать его двадцать четыре часа в сутки. Маркус был взрослым человеком. Он даже… — Рене замолчала ненадолго. — Он даже не сказал мне.
Линк повернулся к жене своего брата и коснулся ее руки:
— Он не хотел, чтобы ты волновалась.
— Какой муж будет скрывать от своей жены, что у него проблемы с сердцем?
— Который не хочет, чтобы она считала его слабым. Маркус ненавидел свою болезнь. Он никому об этом не говорил.
— Мне очень жаль, что он так решил. — В ее глазах появились слезы. — Ты не должен был отвечать за него, Линк.
Мужчина отвернулся, не желая принимать прощение. Жившего в его душе чувства вины хватило бы на десятерых.
— Если бы я…
— Если бы то, если бы это… У него все равно мог произойти сердечный приступ. В любой момент. — Рене подошла к Линку и положила руку ему на плечо: — Маркус обожал свою работу. И свою жизнь.
Линк молча кивнул. Его беззаботный брат всегда жил настоящим.
— Сердце не выдержало вовсе не из‑за работы. Просто… пришло его время. Доктор сказал…
Линк резко обернулся:
— Мне плевать, что сказал доктор! Если бы я был рядом, то заставил бы Маркуса принимать эти чертовы таблетки! И отправил бы его к врачу при первых же признаках боли. Я должен был заботиться о нем. И не позаботился…
Рене нежно погладила Линка по щеке:
— Ты сделал все, что мог. И ты прекрасно знаешь, что Маркус сказал бы то же самое. Зачем изводить себя тем, что уже не изменить?
Хлопнула входная дверь, и дом наполнился детскими криками:
— Мам, можно мы и в нашем бассейне искупаемся?
В комнату вбежали две маленькие копии Маркуса.
Анна и Дэниел. Дети замерли на пороге. Анна, младшая, недоуменно склонила голову, а Дэниел широко ухмыльнулся:
— Привет, дядя Линк.
— Привет, Дэниел, Анна.
Восьмилетний мальчик был поразительно похож на своего отца. Он обладал точно такой же кривой ухмылкой, волосы вечно торчали в разные стороны, как у Маркуса.
— Я вам кое‑что принес, — произнес Линк и вручил детям по пакету с игрушками, которые приобрел по дороге.
Он понятия не имел, какие могут понравиться детям, поэтому попросил продавщицу помочь.
