— Ерунду ты какую-то мне плетешь, — Свидерко хмурился. — Выдумываешь ведь все, признайся.
— Да я вам чем хочешь поклянусь. Мужика этого Василием Васильевичем зовут. В прошлый раз мы с ним в гостинице были, он номер в «Аэроотеле» оплатил. А в этот раз ко мне ехал. Я ему того-сего купить велела, ну чтобы потом утром из холодильника что взять было. Он, видно, сумки вез. Ну, и вино. И уронил сумку возле мусоропровода. Я грохот услышала, звон стекла — я ведь ждала его. Думала — пьяный в стельку, с лестницы упал. Он на площадке был между этажами. Я дверь открыла, окликнула его, а он вдруг бежать. Топот такой по лестнице — как у слона…
— Подожди, ты его видела, что ли? А во сколько примерно это было?
— После двенадцати уже. Я ж тебе объясняю русским языком: прождала я его весь вечер.
— Почему ты хочешь уехать с этой квартиры? — неожиданно спросил Свидерко.
Алина помолчала.
— Потому что вы слишком часто по этажам таскаться стали, в двери звонить, — буркнула она. — А откуда вы знаете, что я уехать хочу?
— Кислый сказал, — ответил Свидерко. — Жаловался на тебя твой сутенер, Алиночка: подобрал, мол, девочке своей хорошую квартирку, а она вдруг ноги хочет сделать. И что странно: сразу после убийства гражданина Бортникова, которого она так-таки и не знает.
— Я его не знаю! А уехать оттуда хочу не только из-за вас, — Алина отвернулась.
— А еще по какой же причине?
— Вы этого все равно не поймете.
— Почему? Постараюсь, мозги напрягу, — Свидерко улыбался.
— Дом мне резко разонравился. — Алина смотрела в окно. — Дрянь дом.
— Он же только после капремонта! Алина мрачно усмехнулась.
— Вот видишь, я ж говорю — не понимаешь ты этого, — сказала она. — Бесполезно объяснять.
— Давай вернемся к вечеру пятницы. Значит, ты утверждаешь, что слышала на лестнице шум, видела этого своего Василия Васильевича…
— Да нет, я его не видела.
— Откуда же ты знаешь, что это он на лестнице был?
— А домофон-то пискнул. Я ему код назвала, сам, мол, внизу в подъезде откроешь. Я знала, что это он — машина во двор въехала, я из кухни увидела. «Волга».
— Синяя?
— Темно же было, ночь. Нет, светлая, белая «Волга». Такси, огонек такой оранжевый был наверху. Потом этот мой в подъезд вошел и начал по лестнице подниматься.
— Отчего же не на лифте?
— Я не знаю. Может, лифт не работал, у нас часто он вырубается ни с того ни с сего. Потом я услышала грохот, стекло зазвенело битое. Я дверь открыла, окликнула его, а он…
— А клиент убежал. Алина, ну разве ты сама не чувствуешь, что все это просто смешно и не правдоподобно?
— Я вам говорю, объясняю: дом поганый, — Алина снова отвернулась. — Я напугалась тогда до смерти. Трясло меня всю, заснуть никак не могла, таблеток наглоталась.
— А чего же ты так испугалась? — тихо спросил Свидерко. — Бортникова-то, которого вроде бы ты не знаешь, как раз на площадке между этажами и убили, а труп в квартиру напротив твоей затащили.
Алина молчала.
— Значит, ничего мне больше не скажешь? Алина покачала головой — нет.
— И что же мне тогда делать с тобой, Алина Исмаиловна? Каким мерам ход давать — карательным или пока все еще воспитательным?
— Тоже мне воспитатель нашелся, — Алина презрительно усмехнулась. — А это.., ты не врешь, что Кислый — туберкулезник?
— Я не имею привычки обманывать красивых девушек. Глупая, остеречь тебя хотел. Ему, думаешь, как квартиру-то в этом доме дали?
— Он сказал, сам купил, бабок уйму потратил.
— Держи карман. Ему как больному отдельную выделили однокомнатную. Бесплатно. Значит, твое последнее слово: не знаешь этого Бортникова?
— Не знаю, — тихо сказала Алина. — И как его убивали там, на лестнице, не видела и не слышала.
— Может, этот твой клиент что-то видел, оттого и сбежал?
— Может. Может, он это видел, а может, и что похуже.
— Как это понять — похуже? — спросил Свидерко. — Что может быть хуже убийства?
Но Алина снова не ответила. Позже, когда диктофонную запись этого допроса прослушивал Никита Колосов, он отметил, что его московский коллега закончил беседу с гражданкой Вишневской на этой весьма странной ноте. А ведь никаких странностей вроде бы и быть не могло в пусть и запутанном на первый взгляд, но все же вполне обычном деле о краже денег и убийстве из корыстных побуждений.