Альфред Исаевич направился налево по менее ярко освещенному коридору третьего этажа и вдруг, свернув за угол, увидел Брауна, который, в шубе и шапке, опустив голову, быстро шел к лестнице. «Чудная шубка, — подумал дон Педро. — Котик не котик, а выхухоль, теперь за восемьсот рублей не сошьешь».
— Здравствуйте, господин профессор, — сказал он вкрадчиво.
Браун вздрогнул и поднял голову.
— Здравствуйте…
— А я шел к вам… На одну минутку, только на одну минутку… Можно?
— Простите меня, я очень спешу, — сказал Браун, останавливаясь с видимым нетерпением. — Чем могу служить?
Альфред Исаевич изложил свою просьбу короче, чем в разговоре с Кременецким и Клервиллем.
— Нет, меня, пожалуйста, увольте, — сухо прервал его Браун, узнав, в чем дело, и не дослушав объяснения. — Я не политик и никаких интервью не даю.
— Вы наш известный ученый и в качестве такового… — начал было снова дон Педро.
— Прошу извинить. Дело это меня не касается и не интересует… Мое почтение.
Он приподнял шапку и быстро пошел дальше.
«Однако порядочный нахал этот господин, — сказал себе оскорбленно Альфред Исаевич и включил мысленно Брауна в черный список людей, которым при случае не мешало сделать неприятность. — Слава Богу, ученых и без него, как собак нерезаных. Ему же честь предлагали…» Отсутствие Брауна в анкете действительно не могло быть потерей в газетном смысле. «Странный господин!.. Верно, не от мира сего… — Человек, отказавшийся от интервью, которое ему предлагали совершенно бесплатно, не мог быть от мира сего по представлению Альфреда Исаевича: он знал столько людей, готовых заплатить за интервью немалые деньги. — Ну и Бог с ним! Возьмем другого…» Дон Педро направился дальше по коридору, чтобы не идти вслед за Брауном и чтобы тот не подумал, будто он нарочно для него приезжал в «Палас». Навстречу Альфреду Исаевичу шел невзрачный человек в пальто с каракулевым воротником. Он быстро окинул взглядом дона Педро. Альфред Исаевич, встретившись с ним глазами, почувствовал неловкость и даже легкий испуг. Ему почему-то показалось, что это «шпик», — дон Педро видал на своем веку немало сыщиков и имел наметанный взгляд, чем иногда хвастал, разговаривая с людьми революционного образа мыслей. «Кажется, в „Паласе“ шпикам нечего делать, — подумал он озадаченно. — Хотя собственно в наше милое время…» Альфред Исаевич посмотрел подозрительно вслед невзрачно человеку и с неудовольствием ускорил шаги.
«Алкалоид рода белладонны, — хмурясь и морща лоб, повторил вслух Яценко. Эти слова из лежавшей перед ним бумаги ничего ему не объясняли. — Все принимаем на веру… Гросс рекомендует следователям запасаться специальными познаниями для того, чтобы входить во все подробности судебно-медицинского и химического исследования. Да, конечно, против этого требования нельзя возражать, но в пятьдесят лет трудно начать изучение химии», — подумал он со вздохом.
В камере Николая Петровича было несколько специальных руководств. Он взял одно из них, заглянул в алфавитный указатель и, разыскав нужную страницу, узнал, что алкалоидами называются особые твердые или жидкие органические вещества основного характера и сложного состава, встречающиеся в некоторых видах растений. Это было понятно, но недостаточно определенно, — Николай Петрович думал, что в химии вещества классифицируются точнее. Он попробовал читать дальше, но тотчас перестал разбираться. В книге говорилось о том, что громадное большинство алкалоидов можно производить от пиридина, тогда как некоторое их число относится к жирному ряду. О белладонне Николай Петрович узнал, что заключающийся в ней атропин представляет собой тропиновый эфир альфа-фенил-бета-оксипропионовой кислоты. Яценко вздохнул, закрыл руководство по химии и опять внимательно прочел заключение эксперта, решившись всецело на него положиться.
Эксперт пришел к выводу, что смерть Фишера последовала от отравления растительным ядом, по-видимому, алкалоидом типа белладонны. Слово «по-видимому» снова задело Николая Петровича. «В таких случаях никакие „по-видимому“ недопустимы», — подумал он с неудовольствием, откладывая бумагу в папку № 16.