— Что ж, нам ничего не остается, как думать о ней и получше заботиться о ее приемыше, которого она назвала Чарлзом. — Леди Джиневра содрогнулась. — Какая ужасная история! Я говорю о ее ребенке, о Филиппе. И как могли мы все…
— Мы жалели Пен, — мягко перебил жену лорд Хью, — и делали все, чтобы смягчить ее горе. Кто же мог знать, что тут пахнет настоящим преступлением?
— Да, самым настоящим, отвратительным злодеянием! — подхватила его жена. — Я бы, кажется, убила их обоих своими руками, этих» Брайанстонов!
Лорд Хью мрачно улыбнулся.
— Не думаю, дорогая, что ты способна на такое. И Пен также.
— Они с Робином уже начали кое‑что делать, — вмешалась Пиппа. — Закинули удочку, и Нортумберленд, кажется, схватил наживку.
И она рассказала о намеках, которые те делали герцогу насчет травницы по имени Гудлоу, которую мать и сын Брайанстоны прочили в исцелительницы больного короля и у которой ничего не получилось. Да и не могло получиться… Они хотели таким образом выслужиться перед герцогом и оказаться на виду.
— Так или иначе, — сделал еще один вывод лорд Хью, — мир должен быть избавлен от таких чудовищ, как Майлз Брайанстон и его мамаша. И тогда, помимо всего, права несчастного младенца будут восстановлены и муки нашей Пен возмещены.
— Нет, — печально сказала мудрая леди Джиневра, — возместить, увы, ничего нельзя. Этому учит жизнь. — И, помолчав, добавила:
— А сейчас я пойду в детскую, посмотрю, как Эллен управляется с малышом Чарлзом. Хочу, чтобы к возвращению Пен он был розовощеким, полненьким и болтливым.
Когда она ушла, лорд Хью подумал, что, в общем, неплохо, если Пен побудет некоторое время одна с ребенком, в отрыве от семьи. Даст Бог, это поможет ей быстрее залечить раны, нанесенные их недоверием, а им самим хотя бы частично избавиться от чувства вины перед ней.
Солнце, шедшее к закату прямо перед глазами, подтверждало, что они движутся на запад. Местность становилась все более безлюдной и дикой; они часто ехали не по дороге, а верховыми тропами через холмы и леса.
Погода улучшилась, стала совсем непохожей на лондонскую: пи ветра, ни снега, ярко голубели небеса, заметно потеплело. Оуэн не торопил коней и часто останавливался для отдыха.
Первую ночь они провели в захудалой придорожной таверне, где для ночлега им могли предложить только комнатушку, вернее, чулан на чердаке над конюшней. Взглянув на матрасы, набитые соломой, испещренные следами блох и других насекомых, Пен решительно сказала, что предпочитает спать прямо на полу.
Оуэн ничего не ответил на это, но, выйдя через какое‑то время из убогого помещения, вернулся с охапкой сухих листьев папоротника.
— Немного колется, зато никаких блох, — сказал он и затем, к молчаливому удивлению Пен, ловко соорудил приличную постель возле обложенного камнями очага, который он искусно разжег.
После чего принес взятые из мешков и корзин одеяла и детские пеленки, а также флягу с вином.
— Теперь очередь за ужином, — напомнил он, спускаясь по шаткой приставной лестнице с чердака.
Пен уложила ребенка на приготовленную постель, сменила ему одежду. Во время этой операции тот на удивление спокойно лежал, посасывая палец и глядя на балки потолка, где мелькали блики света от разгоревшегося очага. Она пощекотала ему живот, и он вдруг рассмеялся — в первый раз на ее памяти. Она наклонилась, чтобы поцеловать его, он протянул к ней ручонки и снова издал что‑то похожее на смех.
— Ты знаешь, я твоя мама, — прошептала она. — Да, ты знаешь, я уверена в этом.
Она повернулась на звук шагов Оуэна и посмотрела на него со смущенной радостной улыбкой.
— Я разговаривала с ним, — сказала она. — Вместо слов он ответил смехом. Но надеюсь, вскоре он заговорит со мной и назовет мамой.
— Ему предстоит многое понять и узнать. — Оуэн поставил на пол принесенный чайник и деревянную бадью. — В чайнике горячая вода. Освежите себя и ребенка. Я умоюсь внизу холодной и заодно принесу еду.
— И молока, пожалуйста, — попросила она.
Одевая ребенка после мытья, она с удивлением обнаружила среди принесенного Оуэном детского белья два маленьких одеяла, несколько новых рубашонок и передников. Когда он набрал все это? И, значит, был уверен, что она с ребенком все‑таки поедет с ним неведомо куда?
