– У меня есть то, что тебе пригодится, ведьмочка.
Я уставилась на него. Вайрис щелкнул пальцами, вытащил из воздуха сверток, положил в мои ладони.
– Его дала мне Великая Ашарралис, когда шла война драконов и оборотней.
– Великая Ашарралис? – удивилась я.
– Мы в какой-то степени тоже оборотни, поклоняемся ей.
– Но почему вы отдаете этот свиток мне?
Вайрис сверкнул сапфировыми глазами, очаровательно улыбнулся.
– Она просила передать его той, что поможет мне измениться. Тебе, Яна.
О большем я спросить не успела, нас с оборотнем оттеснила толпа жаждущих пообщаться с новобрачными, а ошарашенная я отошла к дальним беседкам. Лис, по-прежнему не особо радостный, сел рядом.
– Это что?
Я пожала плечами, разворачивая свиток. Значки какие-то угловатые… Руны?
– Вот же… морской хитрец! – восхитился фамильяр.
– Ты знаешь, что это?
– Карта, Яна. Догадайся куда.
– В воздушный замок?
– Разумеется.
– То есть нам не нужно отправляться на земли оборотней?
– Еще как нужно, – вздохнул Лис. – Тут только одна половина. Великая Ашарралис все преду-смотрела. И, видимо, хочет, чтобы я вернулся в ее храм, захватив тебя. К слову сказать, как прочесть карту, я не знаю.
Смотрю, тайн все больше. Не успеешь одну разгадать, как другие на пятки наступают.
На этом мы с фамильяром замолчали, так как вокруг начал собираться народ. Лис быстро спрятал карту, шепнув мне, чтобы никому о ней не говорила, поймал за руку Адарию и потащил в ближайшие кусты. Девушка попыталась сопротивляться, но Лис что-то сказал, и она гневно уставилась на него. Ринара и Лиравир поманили меня к озеру. Оказывается, праздновать свадьбу своего правителя русалы будут в воде.
Я шагнула вперед и почувствовала, как по позвоночнику прокатилась волна жара. Обычно она была легкой, игривой, но сейчас обожгла болью. Перед глазами на мгновение потемнело.
– Яна, что с тобой?
А я силилась отдышаться и вспомнить, когда подобное случалось.
– Не со мной, – прошептала в ответ Ринаре, за плечо которой держалась. – С Ингаром. Ему грозит опасность. Предупредишь Лиса, что я ушла?
Ринара заторможенно кивнула, Лиравир прислушался к чему-то мне неведомому.
– Я не знаю. Слишком далеко. Не дотянуться. Лучше поторопись.
Я достала ключ, нырнула за деревья и открыла переход.
Ингар
– Еще не пришла? – поинтересовался Торн, показываясь в дверях.
– Нет, – раздраженно отозвался я, смотря в беспроглядную ночь.
Солнце в Раганрате всегда садится по-разному. Иногда медленно, словно нехотя, катится по небесам, оставляя огненные росчерки, рассыпая золото и алые оттенки. Тогда в королевстве наступают сумерки. И народ любит бродить по освещенным улицам, смеясь и поедая запеченные яблоки с медом и орехами. Парочки целуются, что-то шепотом обсуждают, ищут, где бы спрятаться от фонарей. Если мне удавалось, я тоже туда сбегал, позволяя себе на время – час или два – забыть, кто я.
Сегодня сумерек не было. Солнце запрыгнуло за горизонт, словно его проглотил дракон, а в королевство пришла непроглядная ночь. Опутала сетями город, дворец, сад… Кажется, забралась и ко мне в душу. Только там и так хватает тьмы.
– Не хочешь потренироваться? – предложил Торн, явно не желая уходить и стараясь отвлечь от мыслей об ийрии. – Второй час прошел. Может, она…
Я обернулся, и брат оборвал себя на полуслове. Внезапно вспомнил, что они с Ларом собирались грабить кухню, закрыл дверь и исчез.
Жаль, ночь осталась. Глубокая, глухая, обнажающая все сокровенные тайны и желания. Думай о них, нет, они выползают, бередят душу. И это наваждение мне никак не одолеть.
Боль обожгла позвоночник, добралась до кончиков пальцев, которыми я сжал подоконник, стараясь не упасть. Мелочь. С этим справлюсь. А вот с мыслями о том, почему Яны до сих пор нет, бороться сложнее. Строить догадки одна другой страшней, сходить с ума, чувствовать себя слабым.
Я зарычал, отпустил несчастный подоконник, разогнался и спрыгнул в сад. Тьма окутала, спеленала сильнее. И дайне, как назло, сутками напролет пропадает в горах. Даже не у кого спросить совета. Да и надо ли? Я сам должен разобраться с тем, что живет во мне.
Скинул одежду, нырнул в водопад, ощущая, как арината горит на коже. Нет, ожогов она больше не оставляла, лишь красноту и боль. Выматывала, отбирала силы и веру.
