Когда Шив наконец поднялся, чтобы отнести тарелки в раковину, Перид выглянул в темное окно.
– Уже поздно, Ливак, может, останешься здесь? Какой тебе смысл возвращаться в Зал? Хэлис давно спит, если она опять такая же уставшая, как после того последнего сеанса с этими солуранами, долбящими ее ногу. Ну так что – я стелю тебе в мансарде или вам хватит одной постели в задней спальне?
Я впервые услышал в его тоне лукавую нотку и посмотрел на Ливак. Она прятала улыбку, уткнувшись в кубок с вином.
– Хватит одной, я бы не хотела доставлять вам слишком много хлопот.
– Тогда вымойте посуду.
Шив бросил мне посудную тряпку и вместе с Перидом скрылся наверху.
Ливак тут же завладела полотенцем.
– Ты моешь, я буду вытирать.
– Ну, спасибо, – сухо ответил я, прежде чем снять с огня чайник. Залив кипятком глиняные сосуды, я заморгал над паром. – Кажется, вы с Перидом хорошо ладите.
– Ладим. Хэлис он тоже нравится.
– Как она? – запоздало поинтересовался я.
– Лучше, – выразительно кивнула Ливак. – Намного лучше.
– Значит, Шив сдержал слово.
Я порадовался за Хэлис – хоть кому-то будет польза от всего этого дела, – но в глубине души из чисто эгоистических соображений возликовал, что Ливак освободится от обузы.
– У него не было другого выбора, – засмеялась она, чем-то очень довольная.
– Как это? – Заинтригованный, я прервал работу и посмотрел на нее.
– Видишь ли, был один архив, который Планир безумно хотел заполучить, – весело сказала Ливак.
– Из усыпальницы Аримелин?
– Точно. А лорд Финвар, седой старикан, владелец архива, ни за что не хотел его отдавать. Он вбил в свою пустую башку, что маги с их естественными науками – всего в одном шаге от рационализма, и не собирался передавать священные тексты этим нечестивцам, дабы не навлечь на себя гнев оскорбленной богини. – У Ливак озорно заблестели глаза.
– И что заставило его передумать? – Теперь я и сам улыбался.
– Ты не поверишь, но в его доме начали происходить чудеса. – Ливак в притворном недоумении покачала головой. – Старик просыпался и обнаруживал, что, пока он спал, вещи в его спальне передвинулись. Каждый день он находил древний комплект рун, разложенный на конторке в его кабинете, с тайным, по его убеждению, посланием. Все слуги были допрошены, и, конечно, первыми, на кого пало подозрение, были Шив и Вилтред, но капитан Стражи не спускал с них глаз, поэтому они не могли быть виновны.
– Ну конечно! – торжественно вскрикнул я. – Так что, в конце концов, убедило его?
– Однажды он проснулся и увидел свои руны рождения, разложенные посреди пола. А спал он в верхней спальне с одним-единственным, к тому же неприступным окном.
– Неприступным? – не сдержал я смешок.
– Ага. – Ливак задрала рукав, чтобы осмотреть длинную царапину, уже заживающую. – Неприступным да еще страшно узким.
Мы оба расхохотались, но тотчас неловко умолкли; гнетущую тишину нарушали только стук глиняной посуды да звуки передвигаемой мебели над нашими головами.
– Знаешь, я думала, что потеряла тебя, – внезапно произнесла Ливак, невидящим взглядом уставясь в темноту за окном; под ее летними веснушками выступил легкий румянец.
– Ну, это не так-то просто сделать, – как можно беспечнее ответил я. – Но я рад, что нашел тебя здесь. Мне ж не хотелось снова проделывать весь этот путь до Релшаза, чтобы тебя искать.
Наши глаза встретились. Спустя долгую минуту Ливак отвернулась – поставила тарелку на стол.
– Я тут подумала… если твое предложение еще в силе, я могла бы съездить с тобой ненадолго в Зьютесселу. Что бы там солуране ни делали с ногой Хэлис, им потребуется уйма времени, по крайней мере до постосени. Так они, во всяком случае, говорят.
– Мне бы этого хотелось, – сказал я, не помня себя от радости, но тщательно скрывая свое чувство.
– Я ничего не обещаю и не буду пока отращивать волосы, – торопливо продолжала Ливак, – но мы могли бы посмотреть, как пойдут дела, хотя, конечно, ты все еще присягнувший…
– Пока, – перебил я ее, сам удивляясь резкости в своем голосе. – Я думаю об этом. Возможно, пора забрать мою клятву и самому распоряжаться своей жизнью.
Наконец-то я это сказал, облек в слова то смутное желание, которое медленно и неумолимо росло внутри меня. Ливак разинула рот.