— Скорее наружу!
— Младших! — мгновенно сориентировался Сашка.
Мы попрыгали под откос. Паровоз ревел, гудел и выл, около вагонов кричали и стреляли, от леса — совсем недалёкого — и в лес летели огненные строчки и точки. Я хватал младших, которых мне передавали девчонки, и пихал их в сторону леса, сам ещё не понимая, что происходит. Открывший дверь человек — в гражданском, но с винтовкой — вдруг сорвал её с плеча, упал на колено и начал стрелять. Кто-то из младших тоненько закричал, что-то свистнуло у меня над ухом, и я увидел, что вдоль паровоза бегут трое. «Дзанн, вжжиг, вжжиг!» — с воем отскочило что-то от засова на дверях. Один из бегущих упал, двое других упали на колено — и освободивший нас человек опрокинулся на спину. Я видел, как Тошка нагнулся за его винтовкой — и вдруг дёрнулся и встал на колени, изо рта у него полилось чёрное, и Тошка тоже упал… Но Колька подхватил винтовку — выстрел! Стоявший на колене упал под колёса. Второй вскочил и побежал обратно, но Колька выстрелил снова — и тот покатился под откос. Сашка зачем-то рванулся вперёд, я, ничего не понимая, побежал за ним. По-прежнему без мыслей я повторил его движение — он поднял выпавшую из рук убитого (это был не немец, не эстонец, а полицай) винтовку, я так же подобрал винтовку у второго, сорвал патронташ, уже сам об этом догадавшись. Мы прыгнули под откос и побежали к лесу…
…Мы похоронили маленького — мальчика лет восьми, его звали Женя — у корней большого дуба. Пуля попала ему в шею и он умер на руках у Севки, пока мы бежали к лесу. Больше из нас никого не задело, если не считать убитого Тошки, оставшегося на путях. Помню, что я хотел помолиться и перекреститься, но люди, стоявшие вокруг, не делали этого.
Отрядом это назвать было нельзя — четыре человека и пулемёт, «максим». Трое были военными. Точнее — все четверо, просто четвёртый — медлительный и большой эстонец — всё ещё носил немецкую форму, хотя и без знаков различия. Командира знал Сашка, это был Ряжин Сергей Викентьевич, подтянутый такой высокий человек лет сорока, капитан Красной Армии. Они с Сашкой долго и без стеснения обнимались, Сашка что-то сбивчиво рассказывал и твердил: «А я думал, вас убили всех… я что один спасся…» — а мужчина улыбался и ерошил Сашке волосы. Мне сперва даже неудобно стало на это глядеть, я только потом понял, что в этом времени ничего такого между мальчишками и мужчинами не бывает.
Они давно собирались напасть на этот поезд, но никак не могли придумать, как это сделать. Тогда они просто взорвали рельсу перед поездом остатками тола и открыли пальбу по вагонам, а под шумок вытащили нас. Впрочем, как оказалось, радоваться было рано. Сергей Викеньтевич сказал почти сразу:
— Сейчас они полезут нас искать… Девочки, — обратился он к девчонкам, собравшим вокруг себя младших, — мы вас прикроем. Кто-нибудь знает, как стороны света определять? — отозвались сразу несколько. — Пойдёте по лесам прямо на юг. Так доберётесь до села Белебелка. Там партизанская республика. Идите не останавливаясь, как бы трудно не было. Это далеко, но вы дойдёте… Ты, и ты, — он посмотрел на Севку и Гришку, — пойдёте с ними. Лишнего оружия у меня нет. И девочкам будет трудно одним.
— За что? — Севка побелел и так посмотрел вокруг, что я крепче вцепился в свою винтовку, готовясь, что он бросится её отбирать. — Я… за что вы меня?! — Гришка промолчал, но вдруг стал часто моргать…
— Без разговоров! — прикрикнул Сергей Викентьевич. — Марш! — и смотрел вслед уходящим, пока они не скрылись за деревьями. После этого повернулся к нам. А я стоял и думал ошарашенно, до чего остервенело вцепился в собственный билетик на тот свет. По идее я должен был ещё и приплатить тому, кто у меня заберёт оружие… — Все за мной, на позицию.
* * *
Я не очень много понимаю в военном деле. Но у нас было шесть винтовок, пистолет-пулемёт, два револьвера и пулемёт, а к нему — около сотни патрон. Гранат не имелось вообще. В эшелоне ехало не меньше батальона фрицев, человек пятьсот. Поэтому предстоящий бой выглядел чистейшим самоубийством.
Так я подумал. А потом подумал ещё, что и окружающие это знают наверняка. Просто есть три с половиной десятка маленьких детей и девчонок, которые сейчас уходят сквозь лес от рабства. А нас семеро, и мы — мужчины. Естественно, что мы должны их прикрыть собой.
