Она смотрела, как я ссорюсь с Максом, и не догнала меня, когда я уходила в одиночестве, хотя понимала, насколько я расстроена. Ее мысли больше занимал едва знакомый парень, чем подруга, которая, быть может, в ней нуждалась.
Но было что-то еще — интонация, с которой она произнесла слово «солдатик». Ее голос был полон яда.
Брук ревновала?
Я вспомнила тот день, когда Макс, встретивший меня у школы, отнесся равнодушно ко всем ее попыткам привлечь к себе внимание. Бруклин не привыкла, чтобы ее игнорировали.
И тем более она не привыкла, чтобы ее игнорировали из-за меня.
Внезапно я подумала: а что если именно поэтому она всюду таскала меня с собой? Что если ей нравилось, когда мужчины замечали ее первой? Что если Арон не имел права ходить с нами, поскольку видел ее насквозь и, несмотря на ее внешность, я нравилась ему больше?
Но все-таки я не очень разозлилась на Брук. Даже когда мы вернулись на праздник и она представила меня парням, которые не сводили с нее глаз, я ей не завидовала.
Думаю, мне следовало обидеться. Следовало разозлиться, расстроиться или позавидовать, как это делала она.
Но я испытывала к ней только жалость и ничего больше.
* * *
Макс все еще был здесь. Я не видела его, но знала: он где-то рядом. Я чувствовала его присутствие столь же отчетливо, как и свое собственное.
Я подыграла Брук, притворившись, что развлекаюсь, но сделала это только ради Макса, давая ему понять, что не согласна с его мнением, будто я не должна здесь находиться.
Я встретила друзей Брук, и она оказалась права: парень с неряшливой прической, который с ней танцевал, был очень милым. Как и его друг Парис. Оба они принадлежали к классу торговцев и носили простую, знакомую одежду коричневых и серых оттенков. Рядом с ними мне не надо было притворяться, будто я не понимаю, что они говорят. Это были именно те люди, с которыми я должна общаться.
Но я не ошиблась в том, что оба они весь вечер глядели на Бруклин. Даже Парис, который старался меня развлечь, то и дело бросал на нее косые взгляды.
Впрочем, это не имело значения, — я тоже не хотела быть с ним. Каждой клеткой своего тела я жаждала увидеть в этой веселящейся толпе Макса и, в конце концов, встревожилась, начала нервничать. Однако я смеялась над шутками приятелей и даже взяла напиток, который мне предложили, не обратив внимания на то, что голова потихоньку начинала кружиться.
Когда он положил руку мне на бедро и потянул на танцплощадку, я последовала за ним. Наши плечи сталкивались, пока он протискивался вперед. Он прижал меня крепче, чем мне бы того хотелось, и я была поражена своей реакцией, хотя совсем недавно думала, каково это — тесно прижаться к Максу. С Парисом оказалось ровно наоборот: его прикосновения были отвратительны, и мое тело им сопротивлялось.
Однако его мышцы оказались крепкими, руки — настойчивыми, и он прижал меня к себе.
Я смотрела по сторонам, стараясь не раздражаться, когда его дыхание с запахом алкоголя смешивалось с моим. Его тело двигалось в ритме с музыкой, и я, решив не устраивать сцен, смирилась, отчасти танцуя, отчасти следуя ритму. Я думала, когда же кончится песня, когда же, наконец, мне удастся улизнуть.
— У тебя красивые глаза, — сделал он комплимент на паршоне. Его липкие слова обожгли мне лицо. Я едва не засмеялась: неужели он перестал таращиться на Бруклин и умудрился заметить мои глаза?
Слабо улыбнувшись, я отстранилась.
— Спасибо, — громко ответила я, перекрикивая музыку и желая, чтобы песня скорее подошла к концу.
Но наш неуклюжий танец прервала не пауза в музыке, а то, к чему я была совершенно не готова. К таким вещам невозможно подготовиться никогда.
Резкий рев сирен разорвал вечерний воздух, отдаваясь эхом внутри моей головы. И это не был сигнал о наступлении комендантского часа.
Я замерла; мое сознание мгновенно опустело из-за возникшей вокруг паники.
Площадка наполнилась криками, хотя сирены заглушали любой шум.
Меня тащило во все стороны сразу, люди сталкивались друг с другом, пытаясь убежать из парка и добраться до укрытий. Спрятаться в убежищах.
Я искала Бруклин. Я ведь только что ее видела!
