Люди говорили о возможности полномасштабного нападения на город.
Некоторые выдвигали мысль о ложном срабатывании городской системы защиты.
Я надеялась и молила о последнем, не отваживаясь представить ничего иного, поскольку мои родители все еще оставались там.
И вдруг откуда-то из темноты донесся голос, эхом отразившись от каменных стен. А затем еще один, и еще, и вскоре все вокруг уже вставали, повторяя знакомые слова Обета.
Я подняла Анджелину, не желая отпускать ее или будить, и присоединилась к остальным.
— Своим дыханием я клянусь почитать королеву превыше всех остальных.
Своим дыханием я клянусь подчиняться законам нашей страны.
Своим дыханием я клянусь уважать старших.
Своим дыханием я клянусь вносить вклад в развитие своего класса.
Своим дыханием я клянусь сообщать обо всех, кто может, причинить вред моей королеве и моей стране.
Клянусь соблюдать этот Обет, пока дышу.
Сейчас, в такую ночь, эти слова несли больше смысла, чем когда-либо прежде. Не знаю, был ли это страх или патриотизм, но в ту минуту я действительно присягала своей королеве. Молила ее о защите, дать которую была способна одна она.
Потом мы опустились на землю, и разговоры постепенно стихли. Стояла глубокая ночь. Я поддалась усталости и обняла Анджелину, прислонившись спиной к согревавшему меня Арону.
В какой-то момент из выбора сон превратился в неизбежность.
Эхо торжествующих, радостных голосов перекатывалось по коридорам шахты. Эти крики разбудили меня, и я расправила уставшие плечи, разминая затекшие руки и шею. Анджелина уже сидела, делая вид, что нашептывает свои тайны Маффину на ухо.
Я прикоснулась к ее ноге.
— Ты как, нормально?
Она кивнула.
Снаружи сияло солнце, и я легко могла разглядеть проходы, которых достигал дневной свет.
Я взглянула на Арона, до сих пор сидевшего рядом с нами.
— Сюда кто-то приходил?
Он кивнул, и в этот момент я осознала, что из шахты ушли почти все, включая его семью.
Я улыбнулась, глядя на Анджелину, продолжавшую играть с Маффином.
— Что это было? — спросила я. — Из-за чего выли сирены?
— Войска королевы Елены прорвали оборону нескольких небольших городков на востоке. Сирены включили как меру предосторожности, на случай, если они подойдут ближе.
Новости были хорошие — пока что Капитолий находился в безопасности. Кроме того, система оповещения сработала не вхолостую. Тревога была реальной. Значит, сиренам можно доверять.
Еще лучше было то, что скоро за нами должен прийти отец.
— Арон, ты не обязан здесь оставаться. Ты можешь пойти домой, к семье.
Он сморщил нос, взглянув на меня так, словно я молола чепуху, и, покачав головой, ответил:
— Чарли, ты прекрасно знаешь, что без тебя я никогда бы не ушел.
Я действительно это знала — он мог не объяснять.
Ухмыльнувшись, я пожала плечами.
— Забавно. А вот я бы тебя мигом бросила.
Арон не медлил с ответом:
— Врунишка. Ты бы никогда меня не оставила.
Когда нас с сестрой нашел отец, то крепко обнял обеих, пообещав никогда больше не отпускать. Даже Арон заслужил объятие. Отец целовал нас с сестрой, шепча на ухо то слова радости, то извинения. Анджелина засияла от счастья, когда он подбросил ее в воздух и поймал прежде, чем она долетела до земли. Это немного напоминало гризли, играющего с перышком.
А самое главное — мы снова были в безопасности.
На время.
Хотя нападение не было настоящим, ситуация в городе изменилась. И изменилась радикально.
Был введен комендантский час. Он начинался не слишком рано и не был железно строгим, однако стал очередным доказательством силы королевы. Нам давали понять, что ее власть крепка, несмотря на провокации повстанцев и их союзников.
Теперь каждый вечер из громкоговорителей доносилось три кратких блеющих сигнала. Они означали, что наступило время, когда каждый должен покинуть улицу и вернуться домой. Нам сказали, что это лишь временная мера предосторожности.
Очередное изменение, к которому мы, в конце концов, привыкли, как привыкали ко многим за последние дни, недели и месяцы. Привыкание было ключом к выживанию.
Я пыталась расспросить родителей о той ночи, узнать, почему они не пошли со мной и Анджелиной. Почему они вытолкнули нас на улицу, несмотря на угрозу военных действий. На мои отчаянные расспросы отец реагировал равнодушно, говорил, что я преувеличиваю, то и дело напоминая, что реальная опасность нам не угрожала и все было в порядке. Но ведь он не знал, что будет именно так. Мать просто меняла тему, пока я, в конце концов, не махнула на это рукой.
