Постучав в дверь, Тия еще раз огляделась, но не заметила ничего подозрительного. И как же она ошибалась, думая, что никому, кроме Эдвины и Модести, не известно об этой ее поездке! Некий человек напряженно следил за ней из подворотни, а когда Тия скрылась в доме, удовлетворенно вздохнул.
Кроме того, всего в сотне метров от дома Эдвины остановился другой экипаж. Из него вышел Джон Хазлетт. Ему повезло увидеть Тию прежде, чем она скрылась в доме сестры.
— Тия? — удивленно воскликнул он. — Что она здесь делает?
Джон в досаде покачал головой. Ему никогда не нравилась Эдвина, избалованная и глупая особа, и он всерьез надеялся, что брак Тии с Патриком Блэкберном положит конец тесным отношениям сестер. То, как беззастенчиво Эдвина тянула с Тии деньги, уже очень давно раздражало его.
Теперь Джон стоял столбом, не зная, как поступить. Так ли плохо, что Тия решила навестить сестру? Он задумчиво почесал в голове. Пожалуй, стоит кое-что проверить.
Приняв решение, Джон остановил еще один экипаж, бросил косой взгляд на дом Эдвины и уехал.
Не подозревая о сомнениях Джона, Тия поздоровалась с сестрой. Ее удивило, что Эдвина сама открыла дверь, вместо того чтобы поручить это одному из слуг.
— А где же дворецкий? — спросила Тия. — Почему ты открываешь сама? А если бы это были воры?
Эдвина скромно улыбнулась:
— Ты же знаешь о нашем финансовом положении. У нас вообще нет слуг, только кухарка, да и та приходящая. Дважды в неделю мы нанимаем помощницу по хозяйству, иногда пару слуг, но только тогда, когда Альфреду везет в карты. А что касается дворецкого, то он нам не по карману. — Она горько рассмеялась. — Деньги, которые можно было бы заплатить слугам, оседают в чужих кошельках где-то в игорных домах.
Тия растерянно молчала. Она ведь не могла сказать сестре, что больше деньги не будут утекать из дома, поскольку главный мот, Альфред Херст, мертв. Сознание того, насколько бедно и безрадостно живет ее сестра, удручало Тию и наполняло ее чувством вины. Если бы Модести знала, как туго приходится Эдвине, она не стала бы постоянно одергивать ее и подозревать в лишних тратах. Бедняжка Эдвина!
Несмотря на уверения сестры, что дважды в неделю в доме убирают, Тия с удивлением заметила клубки пыли по углам и тусклый, сероватый оттенок занавесок. Полы были дощатыми и замызганными, окна — грязными и чем-то заляпанными. Тие стало не по себе.
— Ты готова к встрече с Йейтсом? — спросила она Эдвину. — Когда с ним будет покончено, тебе станет значительно легче жить. Я постараюсь уговорить Патрика выделить тебе денег, чтобы улучшить твои… жилищные условия.
Эдвина, за которой Тия следовала в глубь дома, обернулась к ней через плечо:
— Ты уверена, что он позволит? Не думаю, что твоему мужу понравится содержать женщину, у которой есть супруг, обязанный о ней заботиться.
Тия покусывала губу, раздумывая над словами сестры. Она не хотела давать Эдвине ложную надежду, но Патрик доказал, что благороден и щедр. Наверняка он не откажется помочь Эдвине. Не могла же она ошибиться и выйти замуж за жестокого скрягу!
Где-то в глубине дома пробили часы. Сообразив, что уже без пятнадцати двенадцать, Тия заволновалась:
— Куда мы идем? Разве мы не должны ждать Йейтса? Он приедет в полдень, и лучше бы встретить его у двери, чтобы его не видели торчащим около твоего дома.
— Не беспокойся о нем. Лучше скажи, ты принесла деньги?
— Да, они здесь, в сумке. Мне не терпится от них избавиться. Всю дорогу я думала только о том, как бы меня не ограбили.
Эдвина провела сестру в маленькую комнату в самом дальнем конце дома, воздух в которой казался спертым.
— С твоим состоянием подобная потеря не страшна. Ты всегда могла бы найти еще столько же денег.
— В общем, да, — ответила Тия, ощущая смутное беспокойство. — Но ведь и эти деньги — очень крупная сумма, практически целое состояние. Большинство людей никогда и в глаза их не видели. Мой банкир был потрясен тем, что я затребовала столько денег сразу. Боюсь, он заподозрил неладное.
— Конечно, это большие деньги, — согласилась Эдвина. — Жаль, что мой муж с такой легкостью их проиграл. Однажды он потерял пятьдесят тысяч за одну ночь! После такого мне трудно думать о семидесяти тысячах как о гигантских деньгах.