Элементы мозаики вставали на места. Об этой Анюте стоило навести справки, но уже и так понятно. Бескомпромиссная лесбиянка, до одури влюбленная в соседку. Влюбленная страшно, одержимо, не исключено, что на почве этой страсти у нее и поехала крыша. Наверняка одинокая особа. Жанна в свободное время платит ей взаимностью, но Анюте этого мало. Она хочет все. Она не может выносить мужчин, с которыми общается Жанна. Она их выслеживает и… Дикая идея, но почему бы нет? Любовь — это страшная сила. Она сильнее ядерного взрыва — по разрушениям и последствиям. У Анюты наверняка есть ключи от квартиры Жанны. В любую минуту она может войти, подсмотреть, подслушать, а если повезет, обшарить карманы посетителя, запомнить фамилию, адрес. Позвонить, наговорить гадостей. А впоследствии по полной программе реализовать свою ярость. Ведь рано или поздно Жанна должна опомниться, понять, что она создана только для одной женщины…
Пусть не лучшим образом, но все сходилось. Убийства совершала Анюта, у которой голова от ревности перестала соображать.
Турецкий теперь не знал, что ему делать. Доказательств нет, уверенность к делу не пришьешь. Требуется обыск квартиры, а для этого нужна санкция. Очередным незаконным проникновением делу не поможешь. Да куда они, к черту, денутся?! Из спальни доносились страстные стоны, тряслась и ходила ходуном кровать. Он отвалился от стены, на цыпочках пересек прихожую. Проблем с уходом не было, выбрался на площадку, подпер коленом железную дверь и придержал отмычкой собачку, чтобы не щелкнула. Перевел дыхание и вытер пот, струящийся по глазам…
— Бедненький, — сказала Ирина намыливая ему голову. — Первые два вечера ты еще был похож на человека, вчера ты выглядел усталым и потрясенным, сегодня ты просто никакой… Кстати, если так пойдет дальше, у тебя не останется пригодной к носке одежды.
— Зато машина целая, — пробормотал Турецкий. — Правда, не работает.
— Лучше бы ты был целым. Можешь даже не работать. Помолчи, — она взяла лейку от душа, направила ему на макушку звенящие струи. — А сейчас, дорогой, мы пойдем в постель, и ты будешь в картинках рассказывать, как подсматривал за лесбийским актом, и как ты вообще докатился до такой жизни.
— Все расскажу, — бормотал Турецкий, выплевывая воду. — Ничего не утаю, всю правду открою… Но для начала придется озадачить своих работничков. Совсем обнаглели спят по ночам, а я за них работаю…
Утром Турецкий очнулся и недоуменно посмотрел на потолок. Повернул голову, уставился на Ирину, которая, подперев щечку кулачком, жалостливо его рассматривала.
— Ты не на работе? — прошептал он.
— Отгул, — объяснила Ирина.
— И что?..
— Эта работа тебя когда-нибудь доконает, — печально поведала супруга. — Давай договоримся, что ты не будешь меня огорчать и весь день просидишь дома?
— Давай, — обрадовался Турецкий, — хотя не обещаю, что так и будет…
В двенадцать часов поступила первая информация от «компетентных органов».
— Анна Григорян, тридцать два года… — Он зримо представил, как Борис от важности надувает щеки, словно сам прошел этот тернистый путь — от осмотра первого трупа до развенчания убийцы. — Родилась в Тюмени, окончила в Челябинске институт физкультуры. Спортсменка, мастер спорта по биатлону. Отличный стрелок, — Борис выразительно помолчал. — Повторяю для тех, кто не схватывает на лету: отличный стрелок.
— Я усек, — буркнул Турецкий. — Дальше.
— Ушла из спорта лет шесть назад, когда в Челябинске попала в некрасивую историю. Повздорила с партнершей по команде, устроила драку с нанесением тяжких телесных повреждений, было заведено уголовное дело, чуть не села, получила условно. Пожизненно дисквалифицирована. Занималась в секции у-шу, какое-то время преподавала физкультуру в техническом институте. Работала телохранителем у одного криминального авторитета. Но криминальная карьера не сложилась, пять лет назад переехала в Москву, очень повезло с троюродной теткой, которая завещала ей квартиру и успешно скончалась. В том же году вышла замуж…
— Не может быть, — проворчал Турецкий. — Однополые браки в стране запрещены. Тут вам не Голландия, юноша.
