— Я дружил с обоими.
— Да ну? Верится с трудом. Невозможно было иметь в друзьях и того и другого.
— А мне вот удалось. Саша однажды рассказал, что Кессель покрыл его долг за комнату, когда он в очередной раз просрочил дату платежа, но денег просить он у него не осмеливался.
— Кессель был великодушен. Выручал нас до самой своей смерти в прошлом году. Видишь, я тоже веду себя как мелкотравчатый мерзавец. Не стоит ничего ждать от людей. Делаешь кому-нибудь добро, а тебе плюют в рожу. Я не могу забыть того, что Сартр сказал, что дал понять, и, главное, того, о чем он умолчал, — это сильнее меня. Сартр был негодяем, салонным революционером, но щедрости и великодушия ему было не занимать. Впрочем, не все можно компенсировать деньгами.
— Выходит, я все эти годы ни черта не замечал. По молодости. Мне казалось, он тебя ценил.
— Я рассказывал ему анекдоты и байки. Смешил. У него была прекрасная память, но анекдотов он не запоминал и вечно просил повторить.
— Я помню Леонида и его любимую историю про Сталина и солнце.
— Давай, расскажи, будет здорово послушать еще раз.
— Сейчас, дай вспомнить. Ага. Прекрасное утро, Сталин просыпается, встает, обращается к солнцу: «Скажи мне, Солнце, кто самый красивый, умный и сильный человек на свете?» Солнце отвечает без задержки: «Ты, о Сталин, свет человечества!» В полдень Сталин снова спрашивает: «Скажи мне, Солнце, кто самый блистательный, гениальный и выдающийся деятель всех времен и народов?» И солнце подтверждает: «Ты, о несравненный Сталин». Перед ужином Сталин не может отказать себе в удовольствии спросить у солнца, кто лучший коммунист в мире. А солнце возьми да и ответь: «Ты больной, Сталин, психопат, безумец, я уже на Западе и в гробу тебя видало!»
Павел расхохотался, как будто услышал анекдот впервые в жизни.
— Рассказчик из тебя никакой. Французам это не дано. В исполнении Леонида «номер» длился целый час.
— Что да, то да. Леонид был мастер. Думаешь, он и правда рассказывал эту байку Сталину?
— Уверял, что да. Леонид не хвастун. Если я правильно помню, ты с ним дружил?
— Очень близко. Хотелось бы снова его увидеть.
— Леонид ненавидел Сашу.
— Все это «дела давно минувших дней», они мало кого интересуют.
Он ничего не ответил, только плечами пожал и взял очередной круассан:
— Угощаешь?
— Скажи-ка мне вот что: твою книгу о Брестском мире в конце концов издали?
— Да бог с тобой! Я сделал новый перевод, изменил текст, сократил объем. Сам знаешь — нет предела совершенству… Она понравилась одному молодому издателю, но он потребовал, чтобы я снял еще двести пятьдесят страниц — из девятисот шестидесяти пяти. У нас не сложилось.
— Павел, расскажи еще какой-нибудь анекдот.
— Знаешь, какая разница между рублем и долларом?
Я уже слышал эту дурацкую шутку — возможно, от него же, лет пятнадцать назад, но ответа не вспомнил.
— Один доллар! — Он довольно расхохотался. — Мишель, что произошло? Почему ты вдруг исчез?
— После смерти Саши я продолжал видеться с Игорем и Вернером. Ты общаешься с остальными?
— Со всеми, кроме тебя.
