Клуб благотворительных скелетов - страница 100
— Мертвецы… Они там? Какую ужасную тайну вы скрываете, господин Земба?
— Бедняжка, я виноват в том, что допустил несчастье. Я должен был предупредить, сознаться тебе, и если бы пришел на несколько минут раньше — не случилось бы этой беды… Послушай, — сказал он, печально улыбнувшись, — узнай эту тайну, так испугавшую тебя…
И, виновато взглянувши в напряженно-вопросительные глаза жены, смущенно продолжал:
— Я просто не успел тебе раньше рассказать, как-то не пришлось… Дело, видишь ли, в том, что я… изготовляю скелеты… Да не пугайся же, это очень обыкновенная вещь. У меня фабрика скелетов, — я очень люблю это дело, оно приносит мне приличный доход, и ты случайно попала в помещение, где у меня хранится большой запас готовых скелетов. Там есть великолепные экземпляры, достойные украсить кабинет любого ученого, аудиторию, клинику. Таких скелетов не сыщешь во всей стране, я положительно горжусь своим предприятием. Когда поправишься, Диночка, я все тебе объясню и покажу все наше производство, — котлы, в которых трупы вывариваются, сушильни костей, мастерскую, где скелеты очищаются, собираются и скрепляются и все остальное. Я уверен, что ты заинтересуешься и, как я, полюбишь это хорошее дело…
И он самодовольно поцеловал ошеломленную, забившуюся в подушки жену.
Дина оправилась от своей внезапной болезни, но стала хиреть с каждым днем. Она сделалась рассеянной, молчаливой и пугливой, подолгу неестественно задумывалась, страшно похудела и от ее великолепного сложения ничего не осталось. Земба по-прежнему относился к жене с нежным вниманием, он искренне любил ее и жалел, не понимая причин ее упорного болезненного состояния. С трудом удалось ему уговорить ее посмотреть фабрику, и однажды Дина, преодолев себя, согласилась посмотреть на это «ужасное» дело. Земба водил ее по разным помещениям, объяснял всю технику, и Дина чуть не падала в обморок от отвращения и непобедимого страха. После крайнего усилия воли решилась она переступить порог ужаснувшей ее комнаты. Она убедилась, что там, действительно, был большой запас обыкновенных человеческих скелетов, вид которых и теперь заставлял ее содрогаться. Муж рассказывал истории некоторых из них. Этот скелет принадлежал почтенному человеку, очень религиозному, благотворителю, попавшему род трамвай. Вот скелет молодой красивой женщины, вытащенной из реки, — ее имя осталось неизвестным. А это скелет приятеля, выпрошенный у него перед самой смертью.
— Славный был парень, — заметил со вздохом Земба, — добряк и весельчак… Не один вечер провели мы вместе в дружеской беседе и в холостых развлечениях… А вот великолепный скелет молодого красавца, богато одаренного, любимца женщин; он получил неожиданное наследство, все проиграл и пустил себе пулю в лоб. Череп немного попорчен, но этот недостаток искупается остальными достоинствами необыкновенно красивого скелета.
Здесь были скелеты стариков и молодых, высоких, низеньких, сильных и крепких и изысканно изящных фигур. Женщины, атлеты, ученые, бродяги, рабочие, алкоголики, умершие под забором, и никому не ведомые самоубийцы без роду и племени, — все они стояли здесь занумерованные, лишенные жизненной индивидуальной оболочки, страшно похожие один на другого, улыбающиеся одной улыбкой, словно этому костлявому обществу кто-то рассказывал смешной и пикантный анекдот и оно заливалось дружным беззвучным хохотом.
Земба говорил о них с беспечным увлечением и с выражением хвастливого самодовольства. Он пристрастно относился к своему любимому делу и не мог понять ощущений жены. Она иногда вздрагивала и прерывала мужа:
— Уйдем, ради всего святого, отсюда, я больше не могу, мне страшно…
Он только пожимал плечами, снисходительно улыбаясь этому детскому страху, и весело говорил:
— Но я уверен, что ты в конце концов заинтересуешься этим делом и полюбишь его. Что касается меня, то меня очень удовлетворяет моя профессия. И, знаешь, как это ни странно, от близости с моими скелетами я понял смысл многих вещей и научился истинно здравому отношению к жизни и смерти…
Но бедная пугливая Дина не могла привыкнуть и полюбить это дело. Хотя она ничем не обнаруживала угнетенного состояния души, но втайне мучилась тоской, отравившей ее с тех пор, как она вступила в дом мужа.
