Годы судебных разбирательств и задержек серьезно повысили окончательную цену строительства торгового центра, составившую 1,5 млрд. долл., что в пять раз превышало исходную оценку. Здания были завершены и полностью заняты поэтапно в период между 1970 и 1977 годами. Эти башни, по крайней мере в течение какого-то времени, были самыми высокими зданиями в мире и предоставляли рабочую площадь более чем 50 тыс. человек. Они потребляли столько же электричества, сколько потребляет город с населением в 400 тыс. человек, а работа 40 тыс. тонн установок для кондиционирования воздуха была равнозначна отдаче от холодильников в городе с населением в 1 млн. человек.
Всемирный торговый центр скоро стал одним из крупнейших активов города. Подобно комплексу на Чейз Манхэттен-плаза на предыдущем этапе торговый центр помог более прочно закрепить финансовое сообщество в Нижнем Манхэттене. Он предоставил новые площади для товарных бирж Уолл-стрит и дал офисные площади для всевозможных крупных и малых компаний. Это была важная государственная инвестиция, принесшая огромные блага.
Вопросы, которыми я занимался в течение своей жизни как интернационалист, лучше всего иллюстрирует пример одного довольно необычного дня в 1995 году.
Двадцать третье октября было напряженным днем в Совете по внешней политике. На пятидесятую годовщину ООН в Нью-Йорк съехались почти двести глав правительств, и многие хотели выступить на Совете. Однако даже с учетом этого день, о котором идет речь, был необычным по разнообразию докладчиков: Цзян Цзэминь, председатель Китайской Народной Республики и вероятный преемник Дэн Сяопина; Вацлав Гавел из Чешской Республики — бывший политический заключенный, искусно руководивший своей страной в ходе «бархатной революции»; Ясир Арафат — лидер Организации освобождения Палестины, считающийся многими террористом, а по мнению других — ключевая фигура в деле стабильного мирного урегулирования на Ближнем Востоке и, наконец, Фидель Кастро — харизматический лидер кубинской революции и непримиримый противник Соединенных Штатов на протяжении почти сорока лет.
Иронических ситуаций было предостаточно. За исключением Гавела все эти люди клялись сражаться насмерть с империалистической Америкой. Теперь после окончания холодной войны они слетелись в центр мирового капитализма, исполненные желанием встречаться и заключать сделки с американскими банкирами и руководителями компаний или, по крайней мере, быть в их обществе — даже Кастро. Эль Пресиденте особенно хотел встретиться со мной, однако пока для этого не удавалось найти удобное время. В результате на официальном приеме, устроенном Генеральным секретарем ООН Бутросом Гали в ООН, Кастро заметил меня и, устремившись ко мне через зал, полный делегатов, схватил мою руку и тепло пожал ее. Я был весьма раздосадован, чувствуя, что сейчас начнется фотографическое безумие. Тем не менее, когда папарацци щелкали своими камерами, я улыбался. Как и следовало ожидать, фотография с изображением «капиталиста и коммуниста вместе» появилась на первых страницах газет от Анкары до Занзибара; и точно так же, как и следовало ожидать, меня упрекали за то, что я общаюсь с человеком, считающимся одним из злейших врагов нашей страны.
* * *
На протяжении более чем столетия идеологические экстремисты на обоих концах политического спектра использовали хорошо освещаемые средствами массовой информации события, такие, как моя встреча с Кастро, для нападок на семью Рокфеллеров за то чрезмерное влияние, которое, как они заявляли, мы оказываем на американские политические и экономические институты. Некоторые даже считают, что мы являемся членами тайной группы заговорщиков, действующих против интересов Соединенных Штатов, характеризуя мою семью и меня как «интернационалистов», находящихся в заговоре с другими в разных странах мира с целью создания более интегрированной глобальной политической и экономической структуры — единого мира, если хотите. Если обвинение заключается именно в этом, то я признаю свою вину и горжусь ей.
