Телефон зазвонил.
— Робби!
— Стив… — Сердце так и оборвалось. Он ненавидел такие моменты. — Ну?..
— Ну… — повторил Стив. — Даже не знаю, что и сказать.
Сердце Роба почти остановилось. Пауза.
— Не понравилось?
— Ну ты и засранец. Понравилось. Обалденно понравилось!
Латрелл сразу воспрянул духом. Редактор расхохотался.
— Роб, я ведь послал тебя, чтобы ты накропал статейку о каких-то поганых историках. Решил, что тебе на пользу пойдет. Передохнешь немного. А тут — на тебе! — убийство, прямо на глазах. На тебя нападают сатанисты! Ты находишь в каком-то трухлявом горшке труп доисторического младенца. Потом отыскиваешь дьяволопоклонников. Слышишь курдские заклинания, наводящие смерть на человека. Ты… ты… ты… — Стив, похоже, задыхался. — Вдобавок тебя заносит в иракскую пустыню, ты знакомишься с каким-то малым, который везет тебя в священную столицу, где его народ молится какому-то долбаному петуху, и едва успеваешь обнаружить, что они поклоняются черепу не то космического пришельца, не то еще кого, как вбегают дзурдзуки и хотят тебя зарезать, но не режут, а объясняют, что происходят прямиком от Адама и Евы.
Роб некоторое время молчал. А потом расхохотался.
Он хохотал громко — так громко, что азартно истреблявший монстров подросток в дальнем углу оглянулся и подергал наушники, явно думая: не испортились ли они?
— Ты хочешь сказать, очерк получился? Я постарался быть справедливым по отношению к езидам. Может быть, даже перебрал со справедливостью, но…
— Он не просто получился, — перебил Стив. — Я в восторге. Босс — тоже. Мы даем его завтра центральным разворотом с шапкой на первой полосе.
— Завтра?
— Ага. Прямиком в печать. И снимки твои пойдут. Нет, правда, отличная работа.
— Что ж, прекрасно. Значит…
— Да, офигеть можно, это я серьезно. И когда ты домой собираешься?
— Точно не знаю. В смысле, я пытаюсь купить билет на первый же рейс, но тут, похоже, все забито. А ехать сутки автобусом до Анкары совсем не хочется. Но к выходным наверняка буду в Лондоне.
— Отлично, дружище. Приходи прямо в редакцию, угощу тебя обедом. Может, даже свожу в приличную пиццерию.
Роб хохотнул. Попрощался с начальством. Затем расплатился с хозяином кафе и вышел наружу.
Приятным местечком оказался этот Мардин. За то недолгое время, которое провел тут журналист, сложилось впечатление города бедного, но со своеобразным исторически сложившимся лицом. Дата основания Мардина, как сказали Робу, восходила ко временам потопа. Здесь были римские улицы, византийские развалины, ювелиры-сирийцы. Здесь были переулки, над которыми, как сплошная крыша, нависали дома. Но Роба все это не интересовало. Он устал от исторических памятников и восточной экзотики. Он хотел домой — в прохладный, современный, дождливый, прекрасный, высокотехнологичный, европейский Лондон. Обнять дочь и поцеловать подругу.
Остановившись возле пекарни, журналист позвонил Кристине. Сегодня он уже дважды разговаривал с нею — но хотел поговорить еще. Она сразу же откликнулась. Роб сообщил, что очерк в газете похвалили, а она в ответ: это замечательно, и поскорее бы ты возвратился в Англию. Он сказал, что приедет, как только сможет, самое большее через пять дней. Потом она сказала, что часто видится с его дочерью и что они подружились. Больше того, Салли попросила Кристину, если та не против, помочь ей с Лиззи. У Салли занятия по юриспруденции в Кембридже, и Кристина согласилась провести день с дочкой Роба. Во второй половине дня она намеревалась поехать с девочкой к де Савари, старому учителю и другу, если, конечно, Роб не будет возражать. Она рассчитывает поговорить с де Савари в связи с ритуальными убийствами в Англии, поскольку он, по-видимому, хорошо осведомлен о действиях полиции. А Лиззи очень хочется посмотреть овечек и коровок.
Еще Кристина сказала, что очень скучает по Робу, а Роб сказал, что ждет не дождется, когда увидит ее, и на этом они закончили разговор. Латрелл шел по улице в отель, собираясь пообедать. Шел легкой, непринужденной, счастливой походкой. Но едва он положил телефон в карман, как его оглушила новая мысль. Де Савари. Кембридж. Убийства.