— Вы — как? В порядке?
— В полном.
Кристина подошла к противоположной стене.
— Храм датируется вторым веком нашей эры. Христианство уже вовсю распространялось окрест, но тут продолжали поклоняться старым богам. Рогатым. Мне нравится здесь.
Роб посмотрел вокруг.
— Очень даже ничего себе. Вам стоит купить себе участок.
— Вы всегда начинаете острить, когда испытываете неловкость?
— А кофейку где-нибудь можно выпить?
Женщина хохотнула.
— Я хочу показать вам еще одно место.
Она направилась к выходу. Роб почувствовал немалое облегчение, когда они покинули вонючий сырой полумрак и пошли вверх по склону, покрытому горячей щебенкой и сухой пылью. Обернувшись на мгновение, чтобы перевести дух, Роб увидел, что из одной лачужки на них смотрит ребенок. Маленькое смуглое лицо в окне с разбитым стеклом.
Кристина добралась до вершины.
— Храм Венеры.
Роб тоже преодолел последние метры по осыпающемуся склону и остановился рядом с нею. Здесь дул сильный, но все равно обжигающий ветер. Видно было на несколько миль вокруг. Ландшафт — очень необычный. Мили и мили бескрайней, всхолмленной, выцветшей на солнце пустыни. Умирающие холмы из мертвого камня. Горы, тут и там помеченные темными дырами пещер. Как предположил Роб, это другие святилища язычников, в еще худшем состоянии, чем храм, который они только что покинули. Он посмотрел под ноги — на пол открытого небу капища.
— И когда же все было построено?
— Вероятно, при ассирийцах или ханаанцах. Никто точно не знает. Но очень давно. Эти места захватывали греки, потом римляне. Несомненно, здесь приносили человеческие жертвы. — Она указала на все еще сохранившиеся канавки, прорезанные в камне, на котором они стояли. — Видите? Это сделано для того, чтобы могла стекать кровь.
— А-а…
— Во всех религиях древнего Леванта очень широко практиковались жертвоприношения.
Журналист окинул взглядом холмы, пустыню и деревушку. Детское лицо исчезло; в окне за разбитым стеклом никого не было. Один из автомобилей пришел в движение и теперь удалялся из Согматара по долине. Дорога шла параллельно руслу высохшей реки.
Латрелл представил себе, каково быть принесенным в жертву в таком вот месте. Ноги связаны грубой веревкой, руки скованы за спиной, в лицо смрадно дышит жрец; и потом острая боль от удара ножом между ребер…
Он глубоко вздохнул и вытер пот со лба. Похоже, пора уезжать. Журналист махнул рукой туда, где осталась машина. Кристина кивнула, и они побрели вниз по склону к терпеливо поджидавшему лендроверу. Но на полпути Роб остановился и посмотрел на холм.
Его внезапно осенило. Он сообразил, что означают числа.
Числа из записной книжки Брайтнера.
Погода не улучшалась. Свинцово-серое небо мрачностью соперничало с открытыми всем ветрам зелеными полями, расстилавшимися под ним. Бойжер, Форрестер и Алисдер Хэрнеби сидели в большом темном автомобиле, который пересекал остров Мэн, направляясь на юг. Впереди катилась еще одна такая же машина, в ней ехал заместитель старшего констебля Хейден со своими коллегами.
Форрестера снедало нетерпение. Время шло, неудержимо убегало сквозь пальцы. И каждая потерянная минута приближала их к следующему ужасному событию. К следующему убийству, которое обязательно состоится.
Детектив вздохнул. Тяжело, почти сердито. Но удалось, по крайней мере, добраться до чего-то реального — до настоящего следа, который вел к живым людям. Фермер, живший на южном конце острова, неподалеку от Каслтауна, заметил что-то странное. Форрестер немедленно предложил Хэрнеби принять участие в допросе, поскольку чувствовал: от этого человека можно получить дополнительную информацию.
Прежде всего Форрестер хотел узнать, почему корреспондентка Си-эн-эн сказала несколько многозначительных фраз. Бойжер с готовностью просветил его. Детектив-сержант объяснил, что Анжела Дарвилл узнала о случае на Крэйвен-стрит «от какого-то проныры из „Ивнинг стандарт“».
— И связала одно с другим, — добавил Форрестер. — Логично.
— Согласен с вами, сэр. Но она произнесла еще кое-что. Судя по всему, имелись похожие случаи. В Новой Англии, а точнее, в штатах Нью-Йорк и Коннектикут.