Клонкерри улыбнулся. Роб сидел, истекая потом.
Убийца придвинулся к камере.
— Например, у кельтов был восхитительный ритуал. Они насаживали свои жертвы на кол. Особенно любили это делать с молодыми женщинами. Сначала их раздевали догола, потом выводили в поле, с расставленными ногами поднимали на остром деревянном колу… ну а потом просто резко дергали вниз. — Клонкерри зевнул. — Вообще-то мне не хочется проделывать подобное с твоей прекрасной девушкой, Роб. Она зальет кровью весь ковер, и придется покупать слишком много чистящего средства. Бессмысленные расходы! — Он снова улыбнулся. — Поэтому просто отдай мне эту чертову Книгу.
— Том Уэйли — дерьмо. Отдай то, что ты нашел в Лалеше. Отдай.
Веб-камера слегка покачнулась. Клонкерри протянул руку, поправил ее и продолжил, глядя прямо в камеру.
— А что касается детских жертвоприношений… Я имею в виду маленькую Лиззи. Сейчас…
Он подошел к креслу Лиззи, жестом фокусника сдернул с нее колпак… и да, под ним оказалась дочь Роба. Она в ужасе глядела в камеру, кожаный ремень по-прежнему стягивал ей рот.
Клонкерри погладил девочку по волосам.
— Так много способов, и всего одна маленькая девочка. Что выбрать? Например, можно отнести ребенка в горы и просто оставить его там. Но это слишком медленно, мне кажется. Слишком… скучно. А как насчет более изысканных ацтекских методов? Тебе приходилось слышать о боге Тлалоке?
Он обошел кресло Лиззи.
— Вообще-то бог Тлалок был настоящей дрянью, откровенно говоря. Он желал утолять свою жажду человеческими слезами, поэтому ацтекские жрецы заставляли детей плакать. Добивались этого, выдирая малюткам ногти. Очень медленно. Один за другим.
Сейчас Клонкерри развязал Лиззи одну руку; Роб видел, что ручонка его дочери дрожит от страха.
— Да, Роб, они вырывали ногти, а потом отрезали маленькие пальчики. Вот такие. — Он погладил пальцы Лиззи. — И это, конечно, заставляло ребят плакать. Ацтеки собирали слезы и отдавали их Тлалоку. После этого детям отрубали голову.
Клонкерри снова улыбнулся и резкими движениями привязал руку девочки к подлокотнику кресла.
— Я могу поступить так же, Роб, следуя примеру древних ацтеков. Но думаю, ты должен удержать меня от этого. Не заставляй меня выдирать ей ногти, отрезать пальцы и потом рубить голову. Если же своей неуступчивостью вынудишь меня сделать это, не сомневайся, я пошлю тебе ее слезы в пузырьке. Так что давай, действуй, шевелись, не сиди сложа руки. — Он улыбнулся. — Щелк!
Убийца наклонился вперед и нашел выключатель; сцена замерла.
Еще десять минут Роб смотрел на безмолвный компьютер. На застывшую прощальную ухмылку Клонкерри, на его высокие скулы, блестящие зеленые глаза, темные волосы. Позади него сидели дочь и девушка Роба, прикрученные к креслам, ожидающие, что их насадят на кол, искалечат, убьют. Латрелл ни мгновения не сомневался, что Клонкерри способен это проделать. Он читал отчет об убийстве де Савари.
Следующий день журналист провел с Салли, а потом пришло еще одно электронное письмо. И с ним очередная видеозапись. Она была настолько абсурдна, что Роба вырвало, когда он смотрел.
Получив послание, Роб немедленно отправился в Скотленд-Ярд, к Форрестеру. Он даже не предупредил звонком или электронным письмом. Просто прополоскал рот, вымыл лицо холодной водой и вызвал такси.
На пути в Викторию Латрелл смотрел на счастливых людей. Гуляют, посещают магазины, садятся в автобусы, разглядывают витрины. Трудно было совместить будничную невинность уличных сценок с той грязью и непристойностью, которую Роб только что увидел на экране компьютера.
Он пытался не думать об этом. Его дочь еще можно спасти, даже если для Кристины уже слишком поздно. Роб изнывал на заднем сиденье, испытывая желание разбить окно такси; но нет, он не потеряет самоконтроль. По крайней мере, пока. Но если когда-нибудь представится такой шанс, он с наслаждением прикончит Клонкерри. И не просто ножом или топором; он возьмет кочергу и будет колотить по черепу, пока мозги не полезут из глаз. Нет, еще хуже: он будет медленно лить кислоту на убийцу, сжигая его прекрасное лицо. Все, что угодно. Все, все, все!
