Учитель выказывает присущую истинным интеллигентам благородную отрешённость от мелочей материальной жизни. «Возвышенный ум, – любит говорить он, – вполне обходится без лакированных башмаков». Сей метафорой он хочет сказать, что изысканность костюма или скромность оного ничего не добавляет к интеллекту и ничего не отнимает у него. Это также должно навести на мысль, что в Клошмерле есть, по крайней мере, один обладатель подобного интеллекта, к сожалению, прозябающий на второстепенных ролях: его можно обнаружить по отсутствию блеска на башмаках. Заметим, что Тафардель не без гордости считает себя глубоким мыслителем, неким сельским философом, одиноким и никем не понятым. О чём бы он ни говорил, всё превращается в поучение, в наставление. Разглагольствуя, он поднимает и подносит к лицу указательный палец – этот характерный жест простолюдины издавна приписывают учительскому сословию. Когда он что-либо утверждает, то так сильно давит этим пальцем на нос, что сворачивает его кончик набок. Неудивительно, что после тридцати лет преподавательской деятельности, постоянно требующей утверждений, нос нашего педагога был чуточку скошен влево. Для полноты картины добавим, что сентенциям учителя сильно вредит дурной запах изо рта, и горожане побаиваются его мудрости, которую он любит выдыхать собеседнику прямо в лицо. Тафардель – единственный человек в округе, не подозревающий об этой неприятной своей особенности. Впрочем, он отлично видит, как горожане стремятся избежать встречи с ним и с крайней поспешностью обрывают доверительные беседы и горячие споры. Тафардель приписывает всё это невежеству и грубому материализму обитателей Клошмерля. Поскольку собеседники его сдаются, не сопротивляясь, учитель усматривает в их поведении презрение к своей особе. Его обида покоится на недоразумении. Тем не менее он тяжко страдает от этого, ибо, будучи говоруном по природе и к тому же человеком образованным, хотел бы блистать эрудицией. Своё вынужденное одиночество он объясняет тупостью местных виноделов, оболваненных пятнадцатью веками религиозного и феодального гнёта. Свою обиду он возмещает страстной ненавистью к кюре Поноссу,[3] о которой знает весь город, – по правде сказать, ненавистью чисто отвлечённой и вполне платонической.
Считая себя учеником Эпиктета и Жан-Жака Руссо, учитель превыше всего на свете ценит добродетель. Он посвящает свои досуги составлению официальных бумаг в мэрии или сводок для «Пробуждения винодела», газеты, издаваемой в Бельвиле-на-Соне. Овдовев много лет назад, Тафардель с тех пор ни разу не нарушил целомудрия. Выходец из Лозера, края строгих нравов, он никак не может привыкнуть к грубоватым шуточкам местных вино-хлебов. «В моём лице, – размышляет он, – эти варвары оскорбляют прогресс и науку».
Всё это только увеличивает его признательность и преданность Бартелеми Пьешю, который дарит его симпатией и доверием.
Но мэр умеет извлекать пользу из всего и вся. Когда предстоит серьёзный разговор, он уводит учителя на прогулку, предпочитая созерцать его в профиль. Впрочем, бездна, отделяющая скромного учителя от крупного землевладельца, удерживает первого на почтительном расстоянии, и это спасает мэра от миазмов, каковые Тафардель извергает простым смертным прямо в лицо. Больше того, будучи ловким политиком, Пьешю ухитряется использовать аромат, исходящий из уст секретаря. Зачастую, когда предстоит дело не из лёгких и нужно добиться согласия некоторых муниципальных советников из оппозиции – нотариуса Жиродо или влиятельных землевладельцев Ламолира и Манигана, мэр ссылается на нездоровье и посылает к ним Тафарделя, вооружённого служебными бумагами и непобедимым чумным красноречием. Стремясь поскорее заткнуть учителю рот, советники незамедлительно капитулируют. Бедняга Тафардель считает свои аргументы неотразимыми. Это убеждение утешает его в трудные минуты. Свои неудачи в обществе он приписывает зависти, которую возвышенные натуры всегда внушают людям посредственным. Когда он возвращается, гордый своей победой, Пьешю молчаливо ухмыляется, потирая багровую шею, что означает то ли задумчивость, то ли радость.
