— Нет, нет, я принесу! Все равно буду вечером в ваших краях, а мама еще два дня в обществе свинок просто не протянет. Вы один живете? Может, вам что-нибудь купить?
— Нет, не надо. Впрочем, буду обязан, если добудешь пару порций лапши «Роллтон». Сейчас дам денег.
— А у вас уютненько! — Иринка осваивалась в моем жилище с поразительной быстротой. Скинув в прихожей ботики, она бесцеремонно шлепала из угла в угол. — Вы и рыбок разводите? Сколько ракушек! Коллекционируете? Да вы ложитесь! — Без всякого перехода она начала рассказывать про какого-то университетского педагога, который «тоже коллекционирует», но не ракушки, а пивные пробки. — А моржовый клык настоящий? Да вам за него целую кучу «бабок» отвалят, если продадите! А музыка у вас есть?
Немного опечалившись тем, что из всей «музыки» у меня в наличии только старенький черно-белый телевизор, Ирина сделала вывод, что «у вас тут надо протереть пыль», и даже поискала глазами тряпку. Орудия труда так и не нашла, но все равно в результате ее творческих усилий в моей холостяцкой берлоге еще добрых полчаса бушевал самый натуральный ураган, перемещающий предметы с привычных мест на непривычные, вздымающий воздушные микровихри, сыплющий очередями слов и овевающий чуть уловимым запахом магнитящих ноздри духов.
Вечером она пришла вновь: принесла морских свинок, лапшу «Роллтон» и дала возможность полюбоваться, насколько ей идет лыжный костюм: плотные облегающие штаны словно созданы для демонстрации того, насколько эротично смотрится неназойливо выраженный девичий атлетизм, а самая безыскусная на первый взгляд «олимпийка» — необъяснимым образом подчеркивать объемность бюста. Еще раз охватив вниманием мой зверинец и условившись, что будет время от времени навещать свинок, с которыми успела подружиться, пока они изводили ее маму аллергией, осталась пить чай. И все пыталась убедить меня, что я — все же маньяк, так как, во-первых, у меня борода отличается по цвету от волос на голове: «Вспомните Печорина! У него брови были темные, хотя он был блондин!» — ничего себе логика! Приводить в доказательство литературного героя, плод писательского воображения!
— Так разве Печорин был маньяк?
— Маньяк, маньяк! Княжну Бэлу похитил, совсем как вы меня! — Я никого еще не похищал, и княжну, кажется, звали вовсе не Бэлой, но, во-вторых, выяснилось, что у меня еще и глаза мерцают в темноте (не замечал за собой, но со стороны виднее), и борода пушится, когда я смотрю на женщин. — Это верный признак, — с абсолютным знанием вопроса рассуждала Ирина, — поэтому все маньяки и бреют бороды!
— Что, и сейчас пушится?
— Еще как! Мне страшно с вами в одной комнате! — И еще час рассказывала мне, чем бразильские сериалы лучше мексиканских, и кто из знаменитых артисток этих сериалов на самом деле — травести, то есть переодетые мужики. На правах болящего я кутался в плед, дремал, следя за полетом ее мысли и порханием тонких пальцев, и размышлял о том, что вот, пожалуй, так вот оно и выглядит — семейное счастье, и мне оно нравилось.
На этом визите родник девичьего внимания к моей персоне не иссяк: на следующий день Ирина заявилась с подругой Таей, которая якобы тоже очень любила морских свинок и даже не прочь была бы взять парочку себе домой, но при этом с гораздо большим любопытством рассматривала меня и, в конце концов, удалилась, сообщив, что свинки у меня неплохие, но ей надо прикинуть, «впишется ли клетка в интерьер».
Я проболел дольше, чем рассчитывал, и решил отложить организацию случайной встречи с Олей-Галей-Верой до весны, а то, дежуря на морозце у подъезда, недолго и воспаление легких схлопотать. Тем более что Иринка время от времени продолжала заглядывать, то одна, то с подругами: насколько я понимал, им было удобнее пить чай между третьей и четвертой парой у меня, чем в студенческом буфете.
Впрочем, Ира, кажется, действительно интересовалась живностью; во всяком случае, каждое свое появление сопровождала обходом клеток и долгими беседами с рыбками в аквариуме, а лично мне пару раз даже намекала на готовность вести экологический кружок при нашей станции.
