– И он заключил договор с хин, – закончил Каден, чувствуя, как кусочки головоломки становятся на места.
Шьял Нин кивнул.
– Они обещали обучить его тайне врат – ваниате; он в ответ дал слово задействовать свои имперские ресурсы на охрану этих врат от возвращения кшештрим. Монахи хин, давно потерявшие и способность, и желание выполнять свою изначальную задачу, согласились на такой обмен. Начиная с этого времени все наследники рода Малкенианов проходили обучение здесь, у нас. И это не совпадение, что они с тех пор поддерживали непрерывную линию наследования.
– Хранители Врат, – произнес Каден, впервые осознавая значение этого древнего титула. – Мы охраняем врата от кшештрим!
– Должны охранять, – сухо поправил Тан. – Однако память правителей коротка.
– Кое-кто, – сказал Нин, кивая в сторону Каденова умиала, – считает, что хин не должны были передавать свою задачу в другие руки и что императоры пренебрегли взятой на себя ответственностью.
Каден повернулся к Рампури Тану. Тот стоял в тени, скрестив руки на груди; его глаза в тусклом свете казались темными провалами. Он не двигался, не издавал ни звука и не отрывал взгляда от своего ученика.
– Ты не веришь, что их больше нет, верно? – тихо спросил Каден. – Ты готовишь меня не к монашеской жизни и не к управлению империей. Ты готовишь меня сражаться с кшештрим.
На протяжении нескольких мгновений Тан не давал ответа. Его непроницаемый взгляд ввинчивался в Кадена, словно выискивая скрытые в его сердце тайны.
– По всей видимости, кшештрим мертвы, – наконец отозвался он.
– Тогда зачем же вы рассказываете мне все это?
– На случай, если это не так.
– Она солгала! – снова и снова повторял Валин, впечатывая кулак в столешницу. – Проклятая Кентова сука солгала!
– Отлично, она солгала, – отозвалась Лин. – Ты можешь говорить это сколько хочешь, но вряд ли это поможет.
– Хотя это здорово, когда можешь твердо держаться фактов, – добавил Лейт слишком серьезным тоном, чтобы заподозрить его в том, что он шутит.
Было уже поздно. Большинство солдат разлеглись по своим койкам или, наоборот, ушли куда-то на ночные учения, так что длинное пустое помещение столовой полностью находилось в их распоряжении. Почти все пространство было погружено в темноту – нет смысла тратить масло на освещение комнаты, где никого нет; только в дальнем конце, за открытой дверью, ведущей в кухню, виднелся мигающий свет ламп и слышалось мычание Джареда, ночного повара. Старик напевал, передвигаясь между плитами, на которых жарилась свинина для завтрака и кипел чайник в ожидании солдат, возвращающихся с позднего задания. Лейт зажег лампу и над столом, где сидела их троица, но прикрутил фитиль настолько, чтобы они могли видеть лица друг друга. Пилот сидел, откинувшись на спинку стула и балансируя на задних ножках, подняв голову, он рассматривал потолочные балки. Волосы Лин, все еще сырые после долгого заплыва, блестели в свете лампы.
Она умиротворяюще подняла руки:
– Я не говорю, что ты ошибаешься насчет Анник, но уверен ли ты на сто процентов? Ты говорил, что Фейн потом показал тебе узел, и это был обычный булинь.
Валин напрягся, потом заставил себя сделать глубокий вдох. Она просто пытается помочь, пытается вместе с ним разобраться в фактах.
– Я смог частично развязать его до того, как вырубился, – объяснил он. – В конце я запаниковал, но узел запомнил достаточно хорошо. Он действительно ощущался как обычный булинь, но это был другой узел. У него было две добавочные петли – очень похоже на тот, которым связали веревку на Эми.
– Вообще-то, – заметил Лейт, со стуком опустив передние ножки стула на пол и выпячивая губы, – ни в каких правилах не сказано, что она должна была связать тебя простым узлом. Это очень похоже на Анник – попытаться утопить тебя из принципа.
– Похоже, – согласилась Лин. – Но зачем ей было лгать насчет этого?
Лин по-прежнему не была убеждена, что за смертью Эми стояла Анник, и ее нежелание принять очевидную реальность начинало раздражать Валина. Обычно Лин была объективной и здравомыслящей, но в смерти Эми было что-то такое, что словно бы заслоняло ей зрение. Лин была убеждена, что по самой своей природе это преступление могло быть совершено только мужчиной.
