Однако это было невозможно. Даже здесь существовал протокол, который следовало соблюдать, поэтому он вытянулся по стойке «смирно» рядом с группой собравшихся кадетов, устремив глаза на гладкое лицо Ха Лин, и приготовился ждать, пока Дэвин Шалиль начнет свою речь.
Чья-то рука легко дотронулась до его плеча. Талал. Еще один, кто выбрался из Дыры более потрепанным, чем вошел. Его лицо было серьезным.
– Из нее вышел бы хороший солдат, – тихо произнес он.
Валина вдруг затопил гнев, горячий, ослепительно-яркий и неожиданный.
– Она уже была хорошим солдатом! – рявкнул он. – Лучше, чем все остальные, мать их!
Он махнул рукой в сторону окружавших их кадетов. Талал кивнул, открыл рот и снова закрыл его.
– Ну что? – не мог успокоиться Валин. – Что? Хочешь предложить мне еще какое-нибудь вялое утешение?
Несмотря на терпимость, проявляемую Гнездом по отношению к личам, Ха Лин никогда не могла заставить себя доверять им, даже Талалу, и теперь уже само то, что юноша стоял перед ним, имея на себе всего лишь несколько порезов и ушибов, в то время как она лежала мертвая на твердом деревянном помосте, вдруг показалось Валину каким-то ужасным оскорблением ее памяти.
– Ты спустился в Дыру со своим колодцем, со своими кеннингами, – продолжал Валин, все больше заводясь и повышая голос. – Под защитой своей скрытой силы! Все равно что спускаться с дюжиной охранников. Мы могли бы вручить тебе яйцо прямо там на острове и не устраивать все это Кентом клятое представление! А она пошла, не имея с собой ничего. Ничего!
Лицо Талала стало непроницаемым.
Гвенна положила руку на предплечье Валина, но он сбросил ее:
– Отстань от меня! Отвяжитесь от меня, вы все! Катитесь к Кенту в задницу!
Боясь, что кого-нибудь ударит, он отступил в сторону, чтобы его отделяло от группы некоторое расстояние, и начал глубоко дышать, набирая полные легкие воздуха. Кровь бешено пульсировала в жилах, и у него ушло какое-то время на то, чтобы разжать кулаки.
Над южной линией горизонта двигалось несколько грозовых облаков – черные пятна в серой пелене насыщенного влагой воздуха. Время от времени ветвистая молния срывалась вниз, пронзая волны, и спустя пару долгих мгновений за ней следовал приглушенный раскат грома. В конце концов Шалиль выступила вперед перед помостом. Она долго стояла, рассматривая Ха Лин, потом повернулась к собравшимся кеттрал.
– Сегодня мы отмечаем утрату троих наших собратьев.
Валину приходилось постоянно напоминать себе, что Ха Лин была не единственной жертвой. Неммет, лич, и Квинн, начинающий пилот, попросту не вернулись из темных подземных переходов. Ходили слухи, что после того как Проба закончилась, Фейн, Сигрид и Блоха отправились на поиски, однако двое кадетов пропали бесследно. Что-то поглотило их – то ли сларны, то ли обвал, то ли сама эта бесконечная, змеящаяся тьма. Другим повезло больше, однако не все вернулись благополучно. Феррон сумел найти яйцо, однако потерял руку, отбиваясь от стаи сларнов. Эннел в темноте упал с карниза и раздробил себе колено. Разумеется, Гнездо обеспечит их работой, но никто из них никогда не сможет летать на задания.
– Прибывая на эти острова, – продолжала Шалиль, – каждый из нас отказывается от той жизни, которую мог бы иметь. Мы расстаемся с домашним уютом, радостями мирной и обеспеченной жизни, с чувством безопасности, которую дает нам империя. Взамен мы соглашаемся на боль, на лишения, а также, как напоминает нам нынешнее событие, на смерть. Мы отказываемся от семьи, от своих матерей и отцов, братьев и сестер, наших кровных родственников, которых можем больше никогда не увидеть. Нашей семьей становятся те люди, которых мы встречаем здесь.
Валин оглядел собравшихся кадетов. Анник, в кои-то веки без лука в руках, смотрела в сторону гавани: очевидно, ее больше интересовала надвигающаяся непогода, нежели похороны. Гвенна сердито отдирала корку с длинной глубокой царапины, шедшей от ее локтя до запястья. Балендин, лицо и руки которого покрывали свежие шрамы, рассматривал тело Лин с непроницаемым выражением. Юрл умудрялся излучать надменность и самодовольство, даже несмотря на кровоподтек, закрывавший половину его лба. «Да уж, семейка, Кент ее забери», – угрюмо подумал Валин. Большинству этих людей он не доверял, а двоих хотел убить. Месть за нападение на Лин больше не имела смысла, но, с другой стороны, все это Шаэлем проклятое мероприятие начинало казаться бессмысленным. Несмотря на все свои усилия, он был не ближе к раскрытию заговора среди кеттрал, чем в тот день, когда трактир Менкера рухнул в бухту. Одно за другим он рассматривал лица – Анник, Раллена, Юрла, Талала, – и каждое было более непроницаемым, чем предыдущее. Предполагалось, что он будет воином, обнаженным клинком между гражданами империи и их врагами, и тем не менее вокруг него люди умирали один за другим, те, кого он любил, и те, кого едва знал. В его животе образовался тугой узел; его рвали на части гнев на неведомого, безликого врага и отвращение к собственным просчетам.