Клиника одиночества - страница 41

Шрифт
Интервал

стр.

Борис Владиславович надулся:

– Ваш сарказм неуместен. В частности, намеки на мою смерть.

– Извините. Я не хотела вас обидеть.

Максимов молча курил, уставившись в окна напротив. Если бы Люба знала, что он так серьезно относится к своему паршивому кофейку, ни за что не стала бы шутить! Или ритуал приготовления кофе входил в сценарий ее соблазнения? Закон рынка: главное – не что приготовить, а как подать. Говоря научным языком, Борис провел великолепную пиар-акцию, но, увы, промахнулся с целевой аудиторией. На какую-нибудь неискушенную девицу, не знакомую ни с нормальным кофе, ни с нормальными мужиками, могло бы подействовать.

Борис отошел на противоположный конец балкона и почти отвернулся от Любы, показывая, как она оскорбила его неуместной цитатой. Ладно, пусть шутка была глупая, но разве это повод устраивать сцену?

Любе захотелось домой, но вместо этого она принялась оправдываться. А потом как-то оказалось, что самый лучший способ искупить свою вину – это отдаться Борису. Вроде как она теперь должна это сделать.

Люба покорно позволила отвести себя в комнату и усадить на диван. «Если ты чего-то боишься и не хочешь, нужно поскорее сделать это и забыть», – решила она. Почему только она не подумала, что этого можно вообще не делать?


Секс оказался даже хуже, чем она предполагала. Борис целовал ее холодными чужими губами, трогал равнодушными руками. Он не дал ей ни телесной радости, ни душевного подъема. Но самое плохое – кажется, не получил большого удовольствия и сам.

Их соитие было похоже не на любовный акт, а, скорее, на подписание некоего договора о намерениях. Борис заявлял, что считает ее привлекательной женщиной и готов вступить в длительную связь, а Люба соглашалась на сотрудничество и демонстрировала Максимову, что он может от этого сотрудничества получить.

Потом Борис предложил ей остаться на ночь. Любе хотелось домой, в чужой квартире она чувствовала себя неуютно. Даже когда она невинно мыла посуду на кухне, соседи смотрели на нее презрительно, что же будет, если она станет принимать душ и чистить зубы в общественной ванной?

Нужно было все-таки пригласить Бориса к себе, запоздало сообразила она. Но Люба дружила со всеми соседями по своей лестнице и не хотела, чтобы те видели, как от нее по утрам выходят мужчины. Если бы знать, что Борису на все про все хватит получаса... В десять вечера она бы уже выставила его, вполне пристойное время. Не пришлось бы краснеть ни перед своими соседями, ни перед чужими.

Люба поудобнее устроилась на своей половине дивана и вздохнула. Внебрачный секс – это такая штука, что за него всегда приходится краснеть.

Борис в одних спортивных брюках пошел варить свой эксклюзивный кофе, а Люба бесцельно щелкала пультом телевизора.

«Он оставил меня только потому, что не хочет тащиться в Озерки! А на самом деле с гораздо большим удовольствием поспал бы один. Что ж, в некоторых вопросах мы с ним проявляем редкое единодушие».

Борис заснул быстро, несколько раз сердито толкнув ее во сне. А Люба ворочалась до трех часов ночи, злясь и на него, и на себя.

А с другой стороны, это даже хорошо! Они сразу начнут жить нормальной семейной жизнью, минуя эфемерный период влюбленности и горькие разочарования. Как в песне поется, если вы не живете, то вам и не умирать! Если вы не влюблены, то вам не придется в один прекрасный день обнаружить, что под маркой прекрасного принца жизнь подсунула вам мутного гоблина.


После планового аорто-бедренного шунтирования Стас давал наркоз на резекции желудка, и, не успели они с Колдуновым перекурить, косяком повалили аппендициты.

Стас привозил больного в реанимацию, быстренько проверял состояние всех пациентов и сломя голову мчался обратно в операционную, где его уже с нетерпением ждали.

Плохо одному. И жить, и работать плохо, размышлял он на бегу. Но что поделаешь, если лето и все в отпусках? И Варя уехала...

В момент разлуки он почувствовал какую-то щемящую тоску. Но может быть, его растрогали Варины родители, которые обнимали его и приглашали заходить по-семейному?

Однако Стас к ним не торопился. Грусть сменилась странным чувством облегчения, что целых полгода он будет предоставлен сам себе. Как порядочный жених, он ежедневно звонил Вариной маме, но всегда ссылался на то, что у него много работы.


стр.

Похожие книги