В саду они устроились на скамейке.
– Вам, наверное, Зоя Ивановна рассказывала обо мне? – спросил Борис, вытаскивая очередную сигарету.
«Сколько можно курить?» – подумала Люба раздраженно и энергично замахала, разгоняя дым:
– Вы даже не спросили у меня разрешения закурить!
– А на улице это не обязательно. – Максимов взглянул на нее с легкой укоризной, уличая в незнании этикета. – В помещении – другое дело.
– У меня от табака очень болит голова.
Пожав плечами, он отсел на другой край скамейки, но сигарету не выбросил. Кажется, с самого начала знакомства хочет показать, кто хозяин положения.
– Так вы знаете обо мне от Зои Ивановны?
«И больше, чем ты думаешь», – зло подумала Люба, неопределенно кивнув.
Максимов огласил внушительный список своих должностей и регалий и замер с напряженной улыбкой на физиономии. Наверное, ждал восторгов, но Люба не смогла выдавить их из себя.
– Очень приятно, – буркнула она, когда молчать стало совсем неудобно.
– Смею предположить, Зоя Ивановна дала мне нелестную характеристику.
– Что вы! – жарко запротестовала Люба. – Она очень вас хвалила – и как человека, и как хирурга.
– Позвольте в этом усомниться. Она женщина, а женщины-хирурги вдвойне ревниво относятся к своим коллегам. Кроме того, насколько я знаю Зою, она крайне редко дает кому-то положительную оценку. Даже о вас... – Максимов многозначительно замолчал.
Хуже бабы, ей-богу! Не поверив, что Зоя наговорила про нее Максимову гадостей, Люба промолчала.
– Вы, кажется, писательница?
– Нет. Пишу сценарии для сериалов. Закончила факультет журналистики, но решила: чем искажать реальность, лучше продуцировать вымысел.
– Над вымыслом слезами обольюсь... – подхватил Борис и состроил презрительную мину.
Наверное, решил показать: он не поклонник мелодрам, но из вежливости не станет развивать тему.
Задав несколько нейтральных вопросов, Люба сообразила, что единственный предмет, по-настоящему интересующий Бориса Владиславовича, – сам Борис Владиславович. В этом русле беседа сразу пошла веселее. Люба узнала, что профессор окончил институт с красным дипломом, быстро защитил обе диссертации, кандидатскую и докторскую, и сейчас заведует кафедрой нейрохирургии в одном из престижнейших институтов страны. Удалось также выяснить, как тяжело заниматься научной работой, в то время как все кругом, начиная от ректора и кончая последней санитаркой, думают только о деньгах. В отличие от него, истинного подвижника науки, – эта мысль была высказана как будто между строк, но не уловить ее было невозможно.
Да, он был женат, Борис Владиславович не скрывал этого пятна на своей безупречной биографии. «Она меня не понимала», – сказал он про бывшую жену и отсел с очередной сигаретой.
Вот интересно, почему, страдая от непонимания жены, мужики бегут не к какой-нибудь Софье Ковалевской или Марии Кюри, а к симпатичным дурочкам, которые их не только не понимают, но и вряд ли слушают?
– Чему вы улыбаетесь, Люба?
– Я? Да так...
– И все-таки!
– Просто своим мыслям. К вам это не имеет отношения.
– Раз уж сказали «а», говорите и «б»! Собеседнику не очень приятно ловить в свой адрес подобные ухмылки.
– Борис Владиславович! Человек сидит и улыбается, значит, человеку хорошо!
В ответ она удостоилась милостивого кивка, показывающего, что Максимов простил ее бестактность.
Они провели в саду не больше часа. Люба надеялась, что Максимов пригласит ее в кафе или в кино, но этого не случилось. Он довел ее до метро, «приложился к ручке», многозначительно заметил, что великолепно провел время, и отчалил.
Свидание не стоило ему ни копейки. Но может быть, он так себя вел не из жмотства, а из принципа? Мол, не желаю разбазаривать себя на кого попало, сначала должен убедиться, что избранница того стоит.
От этих мыслей Люба тяжело вздохнула.
Она вернулась домой гораздо раньше, чем рассчитывала. И гораздо голоднее. Люба была уверена, что Максимов на первом свидании поведет ее куда-нибудь поесть, поэтому не пополнила запасы провизии. Насвистывая, она проверила холодильник и шкафчик с бакалеей. Можно, конечно, сварить макароны или гречневую кашу...
