– Что я вижу! Наш беспощадный барон диц Шакузи! Могучий сир Олифант и его огромный меч! Ну теперь мы в полной безопасности – мы сами и наши сундуки. Вира лахерис, мой господин!
– Майна хабатис, – ответил Олифант шуту. – Ты жив, скоморох, и это меня радует. Признаться, я сомневался, что ты переживешь путешествие в Иундею. По дороге тебя могли съесть, повесить или превратить в мокрицу.
– Но этого не случилось, благородный сир, – заметил Бахлул ибн Хурдак, опускаясь на плечо Клима. – Мы здесь, и мы все живы – чего не скажешь о чудовищах, которых его величество искоренил и сжег. Дотла!
– Отличная новость! – громыхнул сир Олифант. – Государь, по скромности своей, мне об этом не рассказывал. Значит, теперь в Иундее все спокойно.
Хатуль мадан, в отличие от шута и джинна, рыцаря приветствием не удостоил, разве что небрежно махнул хвостом. Зато он с интересом уставился на сапоги, свисавшие с плеча сира Олифанта, облизнулся и промурлыкал:
– Кажется, сударри мои, сегодня я буду есть сметану и тешить корролеву и ее фррейлин песнями. Мрр… Очи черрные, очи стррастные… Или: ночевала тучка золотая на грруди утеса-великана… что-нибудь в этом рроде… Как думаешь, твое величество?
– Вполне возможно, – сказал Клим. – Тавры дают нам повозки с возницами и проводниками, и сир Олифант уверен, что сможет доставить наш багаж в столицу. Особенно если я, вернувшись во дворец, отправлю ему в помощь сира Бакуда.
Услышав про повозки, проводников и сира Бакуда Железнобокого, Црым воодушевился, пересчитал сундуки и произнес:
– Мой государь! Ты не против, если я останусь и совершу путешествие с сиром Олифантом и сиром Бакудом?
– Не против. Но почему ты так решил?
– Во-первых, я не хочу обременять твою королевскую спину. Во-вторых, здесь семь сундуков с подарками для королевы, и я чувствую за них личную ответственность. А в-третьих, – промолвил шут, понизив голос, – в-третьих, это будет поучительно. Я опишу путь от Дикого моря в столицу в последней главе своей хроники.
– Это важные резоны, – согласился Клим, натягивая семимильные сапоги. Не сходя с места, он присел, и кот прыгнул ему на плечи, слегка потеснив джинна. – В самом деле, семь сундуков королевы – это серьезно. Но не будет ли долгий путь слишком для тебя утомительным?
– А я постараюсь не утомляться, государь. Сяду в удобную повозку с самым ценным сундуком или даже лягу, чтобы…
Бе-э-э! Послышалось с дороги. Бе-э-э, бе-э-э!
Три упряжки с огромными бородатыми козлами спускались к морю. Шерсть козлов свисала до земли, рога торчали словно острые пики, и весь их вид выражал недовольство и готовность кого-нибудь куснуть, лягнуть или боднуть. Телеги, кое-как сбитые из корабельных досок, обломков кораблекрушений, двигались неторопливо, подскакивая на каждом ухабе. Колеса у них были не совсем круглые, борта отсутствовали вовсе, и тавры-погонщики не сидели в них, а шагали рядом, подбадривая козлов кнутами.
Црым онемел, выпучив глаза. Потом выдавил:
– Козлы! Благой Господь, козлы!
– И что с того? – пробасил сир Олифант, нимало не разочарованный. – Не убивайся, шут! По-моему, ни коням, ни ослам они не уступят, особенно в наших обстоятельствах. Опять же бороды, рога… Это выглядит очень благородно.
– Но козлы! – снова завопил скоморох. – И эти жуткие повозки!
Клим рассмеялся:
– Побольше энтузиазма, друг мой! Ты сделал правильный выбор. Твоя книга обогатится массой интересных подробностей.
Прощаясь с шутом и рыцарем, он взмахнул рукой. Что-то пискнул Бахлул ибн Хурдак, хвост кота щекотал шею Клима, но ему чудилось, что это локоны Омриваль или, может быть, маленькие ручки принца. Он бросил взгляд на море и небо, на огромную скалу, где встанут башни крепости, на зеленый лес и галечный пляж с сундуками, пивным бочонком и корзинами с провизией. Он осмотрел все это, подумал, что еще не раз сюда вернется, и глубоко вздохнул.
«Омриваль, любимая моя! Валя, Валентинка! Я иду к тебе!»
Клим повернулся лицом к северу и сделал первый шаг.