Но я решаю серьезно опоздать.
Я привыкла приводить его в квартиру. Мы видимся почти каждые десять дней. Первый раз у меня это регулярно. Но он легкий, он не давит. Я никогда не задавала вопросов о его личной жизни, по существу, меня это не интересует.
Однажды мы вернулись с празднества в Тюильри. Мы три раза съели по большой пицце, и меня чуть не вырвало, не стоило так завтракать. Он потратил сумасшедшие деньги, чтобы выиграть для меня ядовито-желтого лохматого медведя, я хотела поучаствовать, но он мне отказал. Он купил сахарную вату, его руки все еще были липкими. Мы пришли ко мне домой, он направился прямо в ванную, и тут я услышала сильный шум, а затем голос моей сестры, которая кричала:
— Держи его хорошенько, я звоню копам!
Я поспешила в ванную и увидела Патрика, прижатого к полу девяносто пятью килограммами Джима, одетого лишь в махровое полотенце. Моя сестра, целомудренно укутавшись банным полотенцем, чуть не вывихнула челюсть — так она была удивлена, увидев меня.
— Можно узнать, что здесь происходит?
— Ты была здесь?
— Случается, что я бываю у себя, Ирэн, и привожу друзей.
Патрик застонал, чтобы обозначить свое присутствие, раздавленный почти что центнером веса Джима. Последний бормотал «прости, прости», не двигаясь с места, как будто парализованный моим появлением.
— Мы подумали, что это вор, — сказала Ирэн дрожащим голосом.
— Скажи ему, чтобы отпустил меня, он мне сейчас проломит затылок, — чуть слышно проговорил Патрик.
Джим поднялся, помог ему встать на ноги, ощупал, чтобы проверить, что ничего не сломано. У него было растерянное лицо того, кто совершил большой промах и не знает, как его загладить.
— Ты о’кей? Ты о’кей? — повторял он.
Патрик уже действительно был в порядке, но я хорошо чувствовала, что он был немного ошарашен. Мы молчали, и затем Ирэн сказала:
— У нас очень глупый вид.
Я ответила, что нет, совсем нет, и мы вышли, дав им одеться.
— Ты видишь, восточная баня прекрасно работает, — сказал Патрик.
Мы смеялись до упаду, когда Ирэн и Джим вышли из ванны на цыпочках, пытаясь идти как можно тише, но я заметила холодный взгляд, который сестра все же бросила на меня, уходя.
Она как ветер влетела в гримерную, пока заканчивали мой макияж. Я широко улыбнулась, но у нее было вытянутое лицо.
— Да? — сказала я.
Она проигнорировала мой вопрос, попросила гримера оставить нас на пять минут и молчала до ее ухода.
— Да? — повторила я.
— Ты теперь их водишь к себе? Ты сумасшедшая! Со всеми вещами, которые у тебя есть!
— Я тебе напоминаю, что это ТЫ привела ко МНЕ того, кого я не знаю! И думать забыв о всех вещах, которые у меня есть!
— Джим? Ты его знаешь!
— Я с ним сталкивалась, но я его не знаю! И я вожу к себе, кого хочу! Это невероятно! Это что-то новое! Теперь у тебя нужно спрашивать разрешения?
— Ты очень хорошо знаешь, что я хочу сказать.
Ирэн всегда так отвечает, как раз тогда, когда она уже не очень уверена, что хочет сказать. Ее приступ прошел, она зажигает сигарету.
— Ты права, это не мое дело… Просто я волнуюсь, ты знаешь, я глупая.
— Чего ты боишься? Что, захваченная порывом неконтролируемой чувственности, я промотаю квартиру, растрачу деньги?
Я начинаю смеяться над ее раздражением. Тишина, она трижды вдыхает дым, хотя никогда этого не делает, и кашляет. Берет мою бутылку минеральной воды и делает большой глоток.
— Что в нем особенного?
— Он забавный, славный, у него хорошие маленькие ягодицы, и я неплохо развлекаюсь с ним за очень разумную цену. Тебе подходит такое объяснение?
Она пожимает плечами, поднимает брови и удаляется, не забыв хлопнуть дверью.
