— Вы любите животных?! Смех, да и только!
— Люблю! У меня дома живёт енот, я за ним ухаживаю.
— Вот енота бы и рисовали. А пантеру оставьте в покое.
Пантера, оставшись без внимания толпы, заскучала. Рыкать — нет надобности. Пройдя по границе неволи, в которой решила несмотря ни на что не размножаться, она демонстративно направилась обживать вольер.
Зоя ощутила пустоту: вдохновение, словно птица выпорхнула из рук.
— Ну вот, я так и знала, — пискнула она. — Опять на душе пустыня.
Хлюпая носом, Зоя заплакала, правда, без слёз, возможно, не хотела подмочить макияж. Впрочем, носовой платок приглушал её тоскливые всхлипы. Так обычно плачут артистки бесконечных сериалов, или ученики двоечники. Зоодворник раздумывал, как поступить: дать её закончить бесслёзный монолог, или вставить успокоительное словечко.
— Успокойтесь, — сказал он. — Придёте завтра.
Зоя покрутила головой, что означало «нет».
— Ну, тогда послезавтра. Или лучше совсем не приходите, рисуйте по памяти.
— Мне нужны деньги, — призналась Зоя. — Мой дедушка всю жизнь прожил на чужбине, а теперь хочет вернуться. Проблема в том, что он диссидент. Ему здесь необходим фонд, а фонду нужны деньги. А я кроме как рисовать, ничего не умею.
— Хорошо, рисуйте! — Иннокентий махнул рукой.
— Не могу, вдохновение исчезло.
— Куда исчезло?
Зоя устремила взгляд ввысь.
— Да-а-а, — зоодворник прищурюсь, посмотрел в небо, — в такой бездне вряд ли отыщешь. Послушайте, рисуйте так, без вдохновенья.
— Такие картины никто не купит, — Зоя глубоко вдохнула. — Придётся ждать.
Зоодворник порылся в кармане и, достав связку ключей, подошёл к клетке.
— Что вы делаете?! — крикнула Зоя.
Замок, скрипнув внутренностями, открылся, и Иннокентий самоуверенной походкой пересёк границу неволи. Словно он не входил в клетку к дикому зверю, а выходил из неё. Перед тем как войти зоодворник мог закрыть вольер, где сидела пантера, но не закрыл. Забыл? Он надеялся, что острое ощущение вернёт девушки творческий подъём; она нарисует картину, затем продаст, и, в конце концов, возвратит дедушку-диссидента.
Зоя уже хотела позвать на помощь, но мимолётное вдохновенье спутало все карты. У зоореалистки не было выбора: присутствие вдохновения обязывает художника несмотря ни на что творить. Пока зоодворник и пантера изучали друг друга, Зоя рисовала. Пантере хватила около минуты, чтобы раскусить Иннокентия — перед ней был обычный человек с вредными привычками, от которого пахло дикими кошками. Она не собиралась на него нападать, во всяком случае, пока. Потом кто-то должен за ней ухаживать. Она несколько раз рыкнула, скорее для соблюдения традиций, чем для банального запугивания, и демонстративно направилась обживать вольер.
Зоя так увлеклась рисованием, что не заметила, как кто-то подошёл. Этот кто-то имел потерянный вид, измятую внешность, и сумку через плечо, которая придавала ему хоть какой-то смысл.
— Вы не видели Иннокентия Гавриловича? — спросил он, покачиваясь, как на шарнирах.
Зоя покрутила головой, что означало «нет».
— Простите, я не представился, — сказал он. — Я местный почтальон. Ну, где же этот Гаврила Иннокентьевич, тьфу, Иннокентий Гаврилович может быть? А-а-а?
Зоя небрежно дернула плечами, что означало «отвали».
— А-а-а, я вас знаю, вы Зоя. Рисуете картины и не пишете анонимок. А, зря. Анонимка — лучшее средство вывести человека на чистую воду.
Почтальон икнул и, чтобы хоть как-то скрыть смущение, заинтересовался картиной. Картина была почти готова: на фоне падающих, цветных листьев выделялась клетка с ржавыми прутьями, а в клетке в позе первобытного человека сидел Иннокентий.
— Так вот же он! — ткнув пальцем в картину, закричал почтальон. — Иннокентий Гаврилович, я, конечно, извиняюсь, но где обещанная компенсация? Что вы разводите руками? Что, опять не денег? Я не нанимался носить ваши анонимки. Поймите, я почтальон, а не носильщик.
— Вы бы не могли прийти завтра?! — возмутилась Зоя. — Мне нужно закончить картину, а вы мешаете.
— Как я могу прийти завтра, если деньги нужны сейчас? Вы в своём уме?
— Я-то в своём. А у вас ум, по всей видимости, за разум зашёл.
