Осенью 37 г. до н. э. эти размышления принесли свои плоды. По пути на остров Корфу Антоний, вынашивая свои замыслы относительно Парфии, пришел к заключению, что ему следует раз и навсегда оторваться от Рима, пока не настанет тот день, когда он возвратится туда как завоеватель всей земли. Поэтому он отправил свою жену Октавию назад в Италию, полный решимости больше никогда ее не видеть, и одновременно послал в Александрию Фонтея Капитона (известный греко-египетский астролог I в. до н. э. – Ред.), который должен был пригласить Клеопатру встретиться с ним в Сирии. Октавия была очень милой, добропорядочной женщиной, склонной к домоседству. Ее мягкое влияние всегда было направлено на сохранение мира, а ее неизменно добродетельное поведение и кротость, наверное, почти доводили Антония до безумия. Она, без сомнения, хотела шить для него одежду, как она это делала для своего брата; и она всегда – в своей милой манере – стремилась обратить его внимание на привлекательные стороны старомодной, респектабельной семейной жизни, которая вызывала у Антония тошноту.
Беспристрастному читателю, безусловно, должно быть ясно, что изменение отношения Антония к Клеопатре проистекало больше из политических, нежели романтических соображений. Мы так наслышаны об искусстве обольщения, которым пользовалась Клеопатра, что сначала не так легко можем избавиться от традиционного толкования этого воссоединения, и склонны принять определение Плутарха, когда он говорит нам, что «страсть Антония к Клеопатре, которую другие мысли, по-видимому, усыпили и предали забвению, теперь снова набрала силу и загорелась пламенем; и, подобно норовистому коню человеческой души Платона, отринув все добрые и здравые советы и явно вырываясь на свободу, он послал Фонтея Капитона, чтобы тот привез ее в Сирию». Но следует помнить, что эта «страсть» к царице не была достаточно сильной для того, чтобы удержать Антония от женитьбы на Октавии через несколько месяцев после того, как он покинул объятия Клеопатры. А теперь прошло три с половиной года с тех пор, как Антоний последний раз видел царицу, – период, который для такой короткой памяти, как у Антония, представлял собой пробел в этой конкретной любовной истории. Такой в действительности незначительной была его привязанность к ней в это время, что, говоря о близнецах, которых она ему подарила, Антоний сказал знаменитую фразу – которая уже цитировалась – о том, что он не намерен ограничивать свои надежды на потомство какой-то одной женщиной, а, подобно своему предку Геркулесу, рассчитывает на то, что природа в его случае проявит сама себя. Ведь лучший способ распространения голубой крови в мире состоял в том, чтобы стать родоначальником нового рода царей в каждой стране. Несомненно, Антоний с юношеским волнением ожидал возобновления отношений с царицей, и в какой-то степени может быть правдой то, что он с радостью вырвался из мягких и по этой причине раздражавших уз семейной жизни. Но на деле его целью – ввиду политических причин – было заключение брачного союза с Клеопатрой, и неразумно предполагать, что в это время в его веселом сердце горело какое-то пламя неукротимой страсти.
Со стороны Клеопатры дела обстояли несколько иначе. Стресс от сильного эмоционального потрясения лишил ее того легкомысленного отношения к жизни, которое в предыдущие годы было ее заметной отличительной чертой. Она больше не могла ни играть своей судьбой, ни веселиться все дни напролет, как это бывало раньше. Антоний, которого она по-своему любила, жестоко бросил ее, а теперь просил, чтобы она снова обратила на него свою благосклонность. Могла ли она поверить (ведь, без сомнения, таковы были его аргументы в свое оправдание), что долгая разлука с ней и женитьба на другой женщине являлись чисто политическими маневрами Антония, которые никоим образом не повлияли на неизменность его любви к ней? Могла ли она довериться ему во второй раз? Могла ли она, с другой стороны, справиться со своими сложными делами без него? Очевидно, теперь он стал всемогущим на Востоке; можно было ожидать, что Парфия падет перед ним, а темную фигуру Октавиана уже почти полностью затмил этот новый Дионис, разве что только не в самой Италии. Есть ли надежда расширить ее владения, сохранив те из них, которые она уже имеет, без его помощи? Такие вопросы могли иметь лишь один ответ. Клеопатра должна была прийти с Антонием к абсолютно определенному взаимопониманию и заключить с ним соглашение-обязательство. Одним словом, если он хочет какого-то возобновления их отношений, он должен жениться на ней. Больше не должно быть никакого дипломатического маневрирования, которое для нее означало быть брошенной, страдать и испытывать мучительную тревогу. Антоний должен открыто стать врагом Октавиана и с ее помощью нацелиться на завоевание и безграничного Востока, и всего Запада. Во всем он должен действовать как преемник божественного Юлия Цезаря, а наследником их общего государства должен стать сын Цезаря, маленький Цезарион, которому на тот момент было уже больше десяти лет.
