– Вспомнил, значит, тестюшка… Внучков проведать, гостинчик привез, – схватил цепкими пальцами сверток с подарками и кинул в мусорное ведро около двери.
– Поедем в Красавку, Гена, – как можно спокойнее и дружелюбнее произнес Малехин. – Зачем пропивать свое счастье? Поверь, я тоже пил и…
Договорить Малехин не успел. Мощный удар в челюсть свалил с ног. Падая, ударился затылком о косяк входной двери.
Матвей невозмутимо смотрел на происходящее, не решаясь вмешиваться в «диалог» родственников. «Вот он, представитель моего обворованного поколения, – подумал он, глядя на брызжущего слюной Геннадия, и вспомнил себя до приезда в Красавку. – Чем я был лучше его?»
Геннадий пнул распластавшегося по полу Малехина и сказал:
– Учить задумал… Тестюшка. – И, посмотрев на Матвея: – Забирай эту падаль и вали отсюда!
Молчал Матвей, только зубы сжал: «Ведь наш, русский человек… Кто подскажет: что делать в таких ситуациях?»
– Оглох? – с пьяной настырностью спросил Геннадий и шагнул к Матвею. – Может, и тебе рыло к спине развернуть?
Молчал Матвей, наблюдая, как Лада, покорно сжав плечи, вытирала чистой тряпицей окровавленное лицо своего отца.
Матвей резко уклонился, и кулак Геннадия врезался в ветхий косяк. Матвею не хотелось пускать в ход силу, но так получилось – чисто механически сунул Геннадию кулаком в лицо. Тяжела рука человека, знакомого с работой каменщика не понаслышке, но Геннадий устоял. Разбитыми губами приложился к кровоточащей ране на тыльной стороне ладони, по-звериному лизнул сочащуюся кровь и… улыбнулся невероятно детской улыбкой:
– Могешь! – Взял из рук жены мокрую тряпицу и начал вытирать лицо. Странно, но кровь из его разбитых губ не текла. – Мам! – Повернулся к женщине, спокойно продолжавшей кормить ребятенка: – Собери на стол, встретим гостей по-людски.
– Тише ты ори, – взвизгнула Лада, отвесив Геннадию звонкую затрещину. – Расхозяйничался! Помог бы встать человеку.
– Тестюхе-то? Это враз! – Он легко поднял Малехина и посадил на кровать.
Жена Малехина положила ребенка и взялась сооружать стол – положила между стоящими рядом кроватями деревянный щит, накрыла его чистой скатертью.
Матвей удивлялся странной безучастности, с которой женщина наблюдала сцену встречи и с которой хлопотала, расставляя на импровизированном столе тарелку с холодной картошкой, сало, огурцы. Иногда женщина поглядывала на побитого супруга и опускала глаза.
– Прошу, – широким жестом пригласил Геннадий, продолжая по-детски улыбаться.
Уселись.
– Мам? – Геннадий постучал ногтем по пустому стакану. – Для встречи-то? Чай, не каждый день своего тестюшку вижу!
Женщина покорно сходила в закуток, чем-то звякнула.
– Вот это другое дело. – Геннадий разлил принесенную женщиной жидкость по стаканам. – Я же знаю, у тебя всегда про запас имеется.
Матвей смотрел на молчащую женщину и думал: «Может, с этого „про запас" и началась забулдыжная жизнь Малехина. Хотя в глотку ему никто не наливал – сам пил».
– Я завязал. – Малехин отодвинул свой стакан к середине импровизированного стола.
– С каких пор? – усмехнулся зять. – Мне Ладка рассказывала про твои подвиги.
– Подшился. – Малехин посмотрел на жену, пригубившую из своего стакана и теперь жующую картофелину.
– Слабак! Тряпка! Мужик должен себя в руках держать. А ты? – повернулся к Матвею, поднявшему стакан.
– Больно вонючий, – скривился тот, словно откусил от кислого яблока.
– Слыхал я про вашу Красавку, – прикрывая губы ладонью, усмехнулся Геннадий. – Свадьбы безалкогольные, сухой закон. Так ты не обессудь, чем богаты. Соков не держим.
– Свадьбы у нас алкогольные, – сказал Матвей, – и сухого закона нет.
– Так в газете же писали, – с вызовом возразил Геннадий.
– Врут в газете. Поехали? – Матвей выпил самогон одним духом. Взял картофелину, кусочек сала.
– И тебе не мешало бы подшиться. – Малехин тяжелым взглядом посмотрел на зятя. – Ты ведь, как говорят, классный сварщик… Засосало тебя.
– Меня? – Геннадий поставил стакан на стол: – Я могу в любой момент бросить. Только стоит ли?
– В Красавку поедем. Жить там будем.
– А мне и здесь неплохо. Правда, тесновато, но годиков через пятнадцать хату получу. И сухого закона нет.
