Объятые ужасом фивянки повиновались царице, оставили недовершенной жертву, но оставляли они ее с тихой молитвой, – этого не могла им запретить царица.
Вознегодовала Латона, и к детям своим, бывшим с нею на Киносской горе, обратилась с такими словами:
– Дети мои! Меня оскорбила смертная. Вашу мать, не уступающую кроме Геры ни одной богине, не хотят считать богиней; если не поможете вы мне, меня лишат алтарей, на которых искони приносились мне жертвы. Но этого мало: гордая дочь Тантала дерзнула вас, мою гордость, унизить пред своими детьми и, надменная, назвала меня – о, да падет на нее то название! – бездетной.
Так говорила богиня и к словам этим хотела присоединить мольбы о мести, но..
– Довольно! – воскликнул Феб, – довольно, мать моя: уже давно пора покарать преступную!
То же сказала и Артемида. Быстро понеслись брат и сестра над землею и, окутанные облаком, достигли Кадмейского кремля, мысля стрелами своими отметить за оскорбление, нанесенное их матери.
Перед фиванскими городскими воротами была широкая и гладкая поляна, куда молодежь собиралась на состязания в верховой езде и ристании на колеснице. Там забавлялись играми и сыновья Ниобы. Старший из них, Исмен, на ретивом коне бодро кружился по гладкой поляне, как вдруг воскликнул он:
– Горе мне! – и выпустил из рук поводья. Пронзенный стрелой прямо в грудь, упал он с коня на землю.
Второй сын Ниобы, Сипил, услышал, как в воздухе зазвучала стрела; желая избегнуть опасности, пустил он во весь опор коня своего: так корабельщик, завидя тучу – предвестницу бури, распускает все паруса, чтобы спастись от грозы неминучей. Но не спасся и Сипил: роковая стрела поразила 6егущего, пронзив насквозь ему шею. Наклонившись вперед, падает он и орошает землю своею горячею кровью. В это время Файдим и Тантал – наследник имени деда – пробуют юные силы свои в единоборстве: грудью примкнули они друг к другу, и вот разом пронзила их обоих одна и та же стрела. Разом застонали оба вместе упали, с согбенными от боли членами, на землю и в один и тот же миг испустили дыхание. Видит это Алфенор. Ударяя себя в грудь, подбежал он к братьям, обнимал холодные их трупы, но вот падает и он, – губительной стрелой своей Аполлон угодил ему прямо в грудь.
Вынимая стрелу, Алфенор вырвал зубцами ее кусок легких; потоком хлынула из раны его кровь, а с ней отлетела и жизнь. Юного Дамасихтона дважды поразил бог сребролукий. Раненый в подколенок, мальчик силился извлечь рукой губительную стрелу, но другая стрела пронзила ему гордо. В ужасе поднял тогда к небу руки Илионей, самый младший из братьев.
– О, пощадите меня все, на Олимпе живущие боги!
Так он воскликнул: бедный, не знал, кого умолять надлежало. Тронут был Аполлон сребролукий мольбою отрока, но уже поздно: не вернуть ему страды роковой. Пал юный Илионей, но пал от самой легкой раны: стрела едва лишь коснулась его сердца.
Быстро разнеслась по городу страшная весть; проникла она и в царский чертог. Не мог пережить горя своего Амфион, и наложил на себя руки. Видит Ниоба народную скорбь, слышит рыдания домашних: нельзя ей не верить страшной молве. Дивится только она, как могли, как дерзнули боги нанести ей такой удар, – ужели имеют они на это право?
О, как не похожа теперь Hиo6a на ту гордую Ниобу-царицу, которая так величаво шествовала по улицам Фив и отгоняла народ от алтарей Латоны! Тогда позавидовали бы ей даже друзья, теперь же пожалел бы о ней и недруг. Полная скорби и гнева, поспешила она с дочерьми и со всем народом в поле, бросилась на холодные трупы сыновей своих милых, стала обнимать и целовать их в последний раз.
– Насыться, насыться, Латона, скорбью моею! – восклицала несчастная мать, подняв к небу бледные руки, – горем моим утоли жестокое сердце. Гибель семерых детей низводит меня в могилу. Ликуй, торжествуй, злобная победительница! Но от чего ж победительница? При всем своем несчастии я имею больше, чем ты, счастливая!
Едва лишь вымолвила это Ниоба, как взвыла тетива невидимого лука; трепет объял всех, кроме одной Ниобы, – горе придало ей мужества.
Пред погребальными носилками братьев, в черных одеждах, с распущенными волосами стоят дочери Нюбы. Но вдруг одна из них падает лицом на брата: стрела засела ей прямо в сердце. Другая спешит утешить бедную мать, но вдруг умолкает, – подкашиваются ноги у нее от невидимой раны. Третья хочет бежать, но падает. Гибнут за ней и другие. Осталась, наконец, младшая из всех дочерей: она ищет спасенья в объятиях матери. Мать прикрывает ее одеждой, хочет защитить ее собою.
